Получив паспорт, нужно было входить в нормальную жизнь, искать работу или обучение.
Это был апрель 1991 года. Идти работать или учиться. Я на тот момент абсолютно свободно владел английским языком, и уже говорил и писал по-немецки, но еще несколько слабее, чем на английском. Хоть и было уже полных 35 лет, но хотелось учиться, обучиться чему-то новому. Денег на обучение не было. Но, в Германии образование на тот момент было полностью бесплатным, и университетское в том числе. Но, университет дело долгое. Пошел я на биржу труда, по-немецки Arbeitsamt. Пошел просить курсы какие-нибудь. Попал к чиновнику по фамилии Мецгер. Он меня выслушал, и обещал подыскать что-нибудь подходящее. Через неделю он нашел мне курсы по обучению коммерческой переписке на английском языке. Школа называлась FBD-Schulen, и находилась на Katarinenstrasse в Штутгарте. Подразумевалось, что немецкий язык твой родной, и у тебя уже имеется какой-то уровень знаний английского языка. Нужно было сдавать тест. Пару коротких текстов нужно было перевести с немецкого на английский. С тестом я справился нормально. А на бирже труда ожидал сюрприз. Оказывается, биржа согласно закона могла оплачивать обучения всем, кому еще не исполнилось 35 лет. А мне уже было полных 35. Что же мне делать? Такой вопрос я задал господину Мецгеру. В ответ он сказал мне идти домой. А он посмотрит, что можно сделать. Если есть хоть какая то возможность, мы ее используем. Так он сказал. Через неделю я снова зашел к господину Мецгеру. Он встретил меня сияющей улыбкой, пожал мне руку, и сказал, что для меня смогли сделать исключение. Вот так вот работают немецкие чиновники.
Учеба начиналась практически сразу. Нужно было переезжать в Штутгарт. И тут удачно сложилось с Вовасом. Он снимал квартиру, расположенную совсем недалеко от центральной части города, где располагалась моя школа, и тоже учился в той же школе, только на каком-то экономическом курсе. Вовас снимал одну комнату в двухкомнатной квартире на первом этаже. Вернее это был приподнятый первый этаж, как говорят в России бельэтаж. Вторая комната была пустая и хозяйка дома, которую звали фрау Борхарт, любезна ее мне сдала совсем не за дорого. В группе я оказался единственным мужчиной среди девушек и женщин. Преподаватели были в основном иностранцы. Написание эссе преподавал англичанин Фил. Что-то еще преподавал шотландец Стив, очень похожий на Кевина Спейси. Компьютер преподавал американец. Не помню его имени. Немцы, вернее немки преподавали только машинопись и стенографию. Можете себе представить, пришлось обучаться стенографии на немецком языке. Бррр. До сих пор дрожь берет, как вспоминаю. Это был для всех самый ненавистный предмет. Моей соседкой по столу оказалась испанка Вики. Она была привезена в Германию родителями в маленьком возрасте, а муж ее был американец. Вики свободно как на родном говорила на трех языках, при чем ее американский английский был почти безупречен. Я и вики были единственными иностранцами в группе. Все остальные были местный, немецкий народ. Хорошие, веселые и свободные люди. Срок обучения был один год и сдача экзаменов. Пришлось приобрести электрическую пищащую машинку для тренировок по слепой машинописи. Дело оказалось довольно простым. Все, кто используют такой метод печати на компьютере поймут меня. Уверяю вас, дамы и господа, любой может обучиться этому навыку за 2-3 недели. Тогда я овладевал печатаньем исключительно на немецкой клавиатуре, позднее, я, уже самостоятельно, освою и русскую.
Кроме учебы была еще и интересная жизнь вне школы. Вовас занимался русским языком с Кристиной. Они были ровесники, обоим было по 24 года. Будучи страшно закомплексованным молодым человеком, его сподобило влюбится. Кристина была девушкой средней симпатичности, но очень обаятельной и приятной. Папа ее, господин Мюллер, владел небольшим производством контактных линз. У них был большой старый особняк практически в центре Штутгарта. Жил я с Вовасом в одной квартире, а моя социальная жилплощадь в Хольцгерлингене тоже сохранялась за мной. Комнату в квартире Воваса я снимал за собственные деньги. Штутгарт красивый немецкий город на юге страны. Лето тогда в 1991 стояло теплое и солнечное. Не было изнуряющей жары. Было тепло, уютно, приятно. Иногда мы по вечерам гуляли в центре с Вовасом и Кристиной. Говорили по-русски, пили пиво в открытых кафешках. Дискутировали о разном. Частенько о большевизме и коммунистическом тоталитарном строе СССР.
Вот однажды в такой теплый весенний вечер решили мы в театр. Главный театр в Штутгарте — это современное здание из стекла и бетона. Расположен он в каких-то 100-200 метрах от середины центральной улицы, Königstrasse. Ходили на Бориса Годунова не опера, а спектакль, с Николаем Губенко в главной роли. Привезла его Таганка. После спектакля пошли прогуляться. Вдруг мы видим, проходя вдоль боковой стороны здания, что внутри стоят накрытые столы, идет банкет. Я всегда был человеком изобретательным, и говорю Вовасу с Кристиной: «Пошли на банкет, икорки поедим, шампанского выпьем». Они в ответ: «Да нас же не пустят». Велел я им молчать, ничего не говорить, пока я буду общаться с охранниками. Подошли мы ко входу. Стоят там крепкие молодые мужчины, немецкие охранники. Не люблю я слова секьюрити в русском исполнении. Подходим, они вежливо нас останавливают. Я притворяюсь, что не говорю по-немецки, и по-русски говорю им: «Мы русские, театр». Они по-немецки спрашивают: «Вы из театра». Я им в ответ по-русски: «Театр, театр». Ну, и прошли. А там банкет. Оказались за одним столом с Валерием Золотухиным. Я ему предлагал выпить шампанского, но он сказал, что не пьет вообще алкоголь. И правда весь вечер пил только минералку. Там еще были женщины актрисы. Не знаю их имен. Был еще СССР, путча еще не было. Женщины завидовали нам с Вовасом, что мы решились просить убежища и получили его. В СССР тогда было совсем плохо с едой и товарами. Они, говорили, что единственная надежда России, это Борис Николаевич Ельцин. Они верили в него, как в царя освободителя. Большевизм они, не стесняясь, костили на чем свет стоит. Обер-бургомистр Штутгарта Манфред Роммель и Губенко толкнули каждый по речи. Манфред Роммель был сыном того самого легендарного Лиса Пустыни, Эрвина Роммеля, немецкого фельдмаршала, командующего африканским корпусом Вермахта во Вторую Мировую Войну. Я уже не помню, о чем говорил Роммель, и о чем говорил Губенко. Но, Губенко нес какую-то совковую ахинею в стиле КПСС. Как любят говорить некоторые русские – хорошо посидели. Кстати, роль Годунова в том спектакле играл сам Губенко, бывший на тот момент главным режиссером Театра на Таганке.
От автора:
1991 год. Весна. СССР еще не развалился. Время иллюзий. Время большого обмана. Народы СССР пытаются определить свою судьбу. Те, народы, где господство большевизма не было столь долгим как у русских, прекрасно помнят еще жизнь без советской власти, и определяются сразу. Сразу же видно стремление народов Эстонии, Латвии и Литвы строить свою жизнь без большевизма. Видно их стремление максимально быстро изгнать из органов власти, из прессы и образования всех носителей красной заразы.
А Россия? А что Россия, у народа сплошные надежды и иллюзии. КПСС прекрасно знает, что она делает. У этих все идет по плану. Народ потребовал устранения коммунистов от власти. Они чувствовали, что к тому все шло, и хорошо подготовились. Коммунисты стали массово выходить из КПСС и образовывать новую партию с другим названием. Она несколько раз потом будет менять свои имена и в итоге преобразуется в партию «Единая Россия». Нужно было как-то остановить голодный, обнищавший и обозленный народ, готовый уничтожать их уже физически. Трудно сейчас говорить, кто обладал большей властью в СССР, КПСС или КГБ. Но, действовали эти две преступные организации в одной упряжке. Их персонал был связан общими интересами и родственными узами. Наверное, в КГБ служили несколько более умные люди, чем в целом члены КПСС и ее «мудрое» руководство. На, мой взгляд первой спасительной соломинкой большевизма стали бандиты. Я думаю, что организованный бандитизм как движение, с лидерами, главарями, кодексом поведения в виде «понятий», все это не возникло спонтанно. Вероятно, это был план КГБ по спасению Партии и диктатуры люмпен пролетариата.
Бандитизм начал возникать во второй половине 80-х годов примерно одновременно с кооперативным движением. Бандиты нужны были власти в качестве сборщиков налогов и податей с нового возникающего класса собственников, которому нельзя было дать возможность возникнуть в полной мере и утвердится в обществе. Кроме того, организовав в стране массовый террор уголовников, большевики отвели угрозу от себя. Самые активные члены общества должны были думать о том, как заработать, откупиться от бандитов и обезопасить себя. Народу стало не до КПСС и справедливости. План, чей бы он ни был, сработал.
А тогда в 1991, актеры Таганки жили иллюзиями и надеждами. Они говорили, что их надежда Ельцин. Наивные люди.
Это был апрель 1991 года. Идти работать или учиться. Я на тот момент абсолютно свободно владел английским языком, и уже говорил и писал по-немецки, но еще несколько слабее, чем на английском. Хоть и было уже полных 35 лет, но хотелось учиться, обучиться чему-то новому. Денег на обучение не было. Но, в Германии образование на тот момент было полностью бесплатным, и университетское в том числе. Но, университет дело долгое. Пошел я на биржу труда, по-немецки Arbeitsamt. Пошел просить курсы какие-нибудь. Попал к чиновнику по фамилии Мецгер. Он меня выслушал, и обещал подыскать что-нибудь подходящее. Через неделю он нашел мне курсы по обучению коммерческой переписке на английском языке. Школа называлась FBD-Schulen, и находилась на Katarinenstrasse в Штутгарте. Подразумевалось, что немецкий язык твой родной, и у тебя уже имеется какой-то уровень знаний английского языка. Нужно было сдавать тест. Пару коротких текстов нужно было перевести с немецкого на английский. С тестом я справился нормально. А на бирже труда ожидал сюрприз. Оказывается, биржа согласно закона могла оплачивать обучения всем, кому еще не исполнилось 35 лет. А мне уже было полных 35. Что же мне делать? Такой вопрос я задал господину Мецгеру. В ответ он сказал мне идти домой. А он посмотрит, что можно сделать. Если есть хоть какая то возможность, мы ее используем. Так он сказал. Через неделю я снова зашел к господину Мецгеру. Он встретил меня сияющей улыбкой, пожал мне руку, и сказал, что для меня смогли сделать исключение. Вот так вот работают немецкие чиновники.
Учеба начиналась практически сразу. Нужно было переезжать в Штутгарт. И тут удачно сложилось с Вовасом. Он снимал квартиру, расположенную совсем недалеко от центральной части города, где располагалась моя школа, и тоже учился в той же школе, только на каком-то экономическом курсе. Вовас снимал одну комнату в двухкомнатной квартире на первом этаже. Вернее это был приподнятый первый этаж, как говорят в России бельэтаж. Вторая комната была пустая и хозяйка дома, которую звали фрау Борхарт, любезна ее мне сдала совсем не за дорого. В группе я оказался единственным мужчиной среди девушек и женщин. Преподаватели были в основном иностранцы. Написание эссе преподавал англичанин Фил. Что-то еще преподавал шотландец Стив, очень похожий на Кевина Спейси. Компьютер преподавал американец. Не помню его имени. Немцы, вернее немки преподавали только машинопись и стенографию. Можете себе представить, пришлось обучаться стенографии на немецком языке. Бррр. До сих пор дрожь берет, как вспоминаю. Это был для всех самый ненавистный предмет. Моей соседкой по столу оказалась испанка Вики. Она была привезена в Германию родителями в маленьком возрасте, а муж ее был американец. Вики свободно как на родном говорила на трех языках, при чем ее американский английский был почти безупречен. Я и вики были единственными иностранцами в группе. Все остальные были местный, немецкий народ. Хорошие, веселые и свободные люди. Срок обучения был один год и сдача экзаменов. Пришлось приобрести электрическую пищащую машинку для тренировок по слепой машинописи. Дело оказалось довольно простым. Все, кто используют такой метод печати на компьютере поймут меня. Уверяю вас, дамы и господа, любой может обучиться этому навыку за 2-3 недели. Тогда я овладевал печатаньем исключительно на немецкой клавиатуре, позднее, я, уже самостоятельно, освою и русскую.
Кроме учебы была еще и интересная жизнь вне школы. Вовас занимался русским языком с Кристиной. Они были ровесники, обоим было по 24 года. Будучи страшно закомплексованным молодым человеком, его сподобило влюбится. Кристина была девушкой средней симпатичности, но очень обаятельной и приятной. Папа ее, господин Мюллер, владел небольшим производством контактных линз. У них был большой старый особняк практически в центре Штутгарта. Жил я с Вовасом в одной квартире, а моя социальная жилплощадь в Хольцгерлингене тоже сохранялась за мной. Комнату в квартире Воваса я снимал за собственные деньги. Штутгарт красивый немецкий город на юге страны. Лето тогда в 1991 стояло теплое и солнечное. Не было изнуряющей жары. Было тепло, уютно, приятно. Иногда мы по вечерам гуляли в центре с Вовасом и Кристиной. Говорили по-русски, пили пиво в открытых кафешках. Дискутировали о разном. Частенько о большевизме и коммунистическом тоталитарном строе СССР.
Вот однажды в такой теплый весенний вечер решили мы в театр. Главный театр в Штутгарте — это современное здание из стекла и бетона. Расположен он в каких-то 100-200 метрах от середины центральной улицы, Königstrasse. Ходили на Бориса Годунова не опера, а спектакль, с Николаем Губенко в главной роли. Привезла его Таганка. После спектакля пошли прогуляться. Вдруг мы видим, проходя вдоль боковой стороны здания, что внутри стоят накрытые столы, идет банкет. Я всегда был человеком изобретательным, и говорю Вовасу с Кристиной: «Пошли на банкет, икорки поедим, шампанского выпьем». Они в ответ: «Да нас же не пустят». Велел я им молчать, ничего не говорить, пока я буду общаться с охранниками. Подошли мы ко входу. Стоят там крепкие молодые мужчины, немецкие охранники. Не люблю я слова секьюрити в русском исполнении. Подходим, они вежливо нас останавливают. Я притворяюсь, что не говорю по-немецки, и по-русски говорю им: «Мы русские, театр». Они по-немецки спрашивают: «Вы из театра». Я им в ответ по-русски: «Театр, театр». Ну, и прошли. А там банкет. Оказались за одним столом с Валерием Золотухиным. Я ему предлагал выпить шампанского, но он сказал, что не пьет вообще алкоголь. И правда весь вечер пил только минералку. Там еще были женщины актрисы. Не знаю их имен. Был еще СССР, путча еще не было. Женщины завидовали нам с Вовасом, что мы решились просить убежища и получили его. В СССР тогда было совсем плохо с едой и товарами. Они, говорили, что единственная надежда России, это Борис Николаевич Ельцин. Они верили в него, как в царя освободителя. Большевизм они, не стесняясь, костили на чем свет стоит. Обер-бургомистр Штутгарта Манфред Роммель и Губенко толкнули каждый по речи. Манфред Роммель был сыном того самого легендарного Лиса Пустыни, Эрвина Роммеля, немецкого фельдмаршала, командующего африканским корпусом Вермахта во Вторую Мировую Войну. Я уже не помню, о чем говорил Роммель, и о чем говорил Губенко. Но, Губенко нес какую-то совковую ахинею в стиле КПСС. Как любят говорить некоторые русские – хорошо посидели. Кстати, роль Годунова в том спектакле играл сам Губенко, бывший на тот момент главным режиссером Театра на Таганке.
От автора:
1991 год. Весна. СССР еще не развалился. Время иллюзий. Время большого обмана. Народы СССР пытаются определить свою судьбу. Те, народы, где господство большевизма не было столь долгим как у русских, прекрасно помнят еще жизнь без советской власти, и определяются сразу. Сразу же видно стремление народов Эстонии, Латвии и Литвы строить свою жизнь без большевизма. Видно их стремление максимально быстро изгнать из органов власти, из прессы и образования всех носителей красной заразы.
А Россия? А что Россия, у народа сплошные надежды и иллюзии. КПСС прекрасно знает, что она делает. У этих все идет по плану. Народ потребовал устранения коммунистов от власти. Они чувствовали, что к тому все шло, и хорошо подготовились. Коммунисты стали массово выходить из КПСС и образовывать новую партию с другим названием. Она несколько раз потом будет менять свои имена и в итоге преобразуется в партию «Единая Россия». Нужно было как-то остановить голодный, обнищавший и обозленный народ, готовый уничтожать их уже физически. Трудно сейчас говорить, кто обладал большей властью в СССР, КПСС или КГБ. Но, действовали эти две преступные организации в одной упряжке. Их персонал был связан общими интересами и родственными узами. Наверное, в КГБ служили несколько более умные люди, чем в целом члены КПСС и ее «мудрое» руководство. На, мой взгляд первой спасительной соломинкой большевизма стали бандиты. Я думаю, что организованный бандитизм как движение, с лидерами, главарями, кодексом поведения в виде «понятий», все это не возникло спонтанно. Вероятно, это был план КГБ по спасению Партии и диктатуры люмпен пролетариата.
Бандитизм начал возникать во второй половине 80-х годов примерно одновременно с кооперативным движением. Бандиты нужны были власти в качестве сборщиков налогов и податей с нового возникающего класса собственников, которому нельзя было дать возможность возникнуть в полной мере и утвердится в обществе. Кроме того, организовав в стране массовый террор уголовников, большевики отвели угрозу от себя. Самые активные члены общества должны были думать о том, как заработать, откупиться от бандитов и обезопасить себя. Народу стало не до КПСС и справедливости. План, чей бы он ни был, сработал.
А тогда в 1991, актеры Таганки жили иллюзиями и надеждами. Они говорили, что их надежда Ельцин. Наивные люди.
Комментариев нет:
Отправить комментарий