четверг, 5 ноября 2015 г.

Продолжение книги 7 - пан Юрек и другие

Пан Юрек.

Юрек Беднерж это особая история. Он жил напротив нашего социального очага. На втором этаже хорошего дома, в хорошей квартире. Юрек был крупный толстоватый поляк, который выдавал себя за польского немца-переселенца. Мне как-то в его немецкие корни не сильно верилось. Познакомились мы, когда он с его женой Аней разговаривали около гаража. Ну, в общем, как-то сдружились. Тем более, что был повод. Юрек работал в немецкой фирме, которая занималась сбором подержанной одежды для немецкого Красного Креста. Схема сбора одежды была следующая. В определенных населенных пунктах в почтовые ящики забрасывались пластиковые пакеты. Эти пакеты были сложенными в виде среднего размера конверта. Но, когда его развернешь и растряхнешь, то пакеты были очень большими. На пакетах была пропечатана дата, когда будет сбор одежды. Люди набивают пакеты ненужной им одеждой, и дату сбора выставляют их на улицы около домов. В этот день едет грузовик по населенному пункту. Сзади кузова прикреплена подножка, на которой стоят два человека. У пакетов, или пакета, водитель притормаживает, сборщики быстро соскакивают с подножки и забрасывают пакеты в грузовик. Такая физически утомляющая работа. Я на себе испытал.

Юрек взял меня на эту работу. Для начала просто разносить пакеты. Стоимость одного вброшенного в почтовый ящик пакета – 5 пфеннингов в редконаселенном поселении, где в основном частные дома, и 4 пфениннинга в населенных пунктах, где преобладали многоэтажные дома. Работа адова 6-8 часов ты ходишь от дома к дому с картой в любую погоду. Одно дело, когда тепло и солнечно, и совсем другое, когда дождь льет. Если просто холодно, но сухо, одеваешь теплую одежду, и вроде ничего. А вот в дождь, брррр. Пакеты, конечно, можно выбросить в помойку, и просто получить деньги. Но, это можно сделать только один раз. Это вылезет в день сбора одежды. Одежда эта попадала на склады фирмы, в которой работал Юрек. Там ее сортировали. Часть этой одежды продавалась в магазинах подержанной одежды, и часть выручки получал Красный Крест. Другая часть, которую нельзя было продать, раздавалась нуждающимся бесплатно. Потом я и Красимира туда пристроил. Юрек почему-то не мог произнести Красимир, или не хотел, и вместо Красимир или Красик, говорил Казимир, или Казик. За один день можно было разнести от 3 до 5 тысяч пакетов. Если брать среднее: 4,5 немецких копеек за пакет, то это от 135 до 250 марок за рабочий день. Работали мы не каждый день было несколько таких кампаний в месяц. В итоге зарабатывалось в среднем 500-600 марок в месяц. К этому плюс 480 социальных, и можно было прожить. С этих денег я купил потом свой первый в Германии автомобиль – фольксваген Гольф-1, довольно ржавый, но который ездил и возил меня без проблем. Еще с нами работал Витя чех, родственник Юрека. Он на самом деле был словак, но мы его называли чехом. Вите было лет 25, и был он большая дубина. Негров называл мужинами. Как выяснилось «мужин» по-польски негр. Все надо мной шутил, что пока я деньги зарабатываю мужины квартиру сожгут по своей неумелости.

А ребята негры были совсем неумелые и неприспособленные люди. Однажды жена Юрека, Аня попросила их помочь поднять холодильник из подвала на второй этаж. Они втроем схватили этот холодильник, приподняли, и каждый стал тащить его в свою сторону. Скоординировать их никак не получилось. В итоге я и хрупая Аня, которая весила от силы 50 кг, вдвоем отнесли холодильник на второй этаж.

Гету и Ангола.

Гету это было нечто. Это эфиоп, который жил во Одессе или Харькове около 4 лет. Он появился у нас в нашем социальнике тоже на правах просителя убежища. Но, незадолго до него у нас появился Ангола. Это был парень из Анголы. Напротив меня была незанятая кровать. И вот однажды я наполовину проснувшись понял, что кто-то положил на подушку напротив наполированный хромовый сапог. А это оказалось лицо Анголы. Он был настолько черным и блестящим, что я ни до ни после таких экзотических африканцев не видел. Ангола может быть был и не из Анголы, а Сенегала, но почему-то все решили, что он из Анголы. Разговаривал он на французском языке, и знал чуть-чуть по-немецки. Совсем чуть-чуть. Получив социал, он тут же оставлял себе чуть больше 100 марок на макароны, остальное шло на посещение публичного дома, который он назыал секси (ударение на конце). После похода в секси он подробно рассказывал с какой женщиной он на этот раз был. И о чем он мечтает. Я этого пересказывать не буду.

Гету говорил по-русски как русский. Он матерился, знал разные жаргонные словечки. Трудно себе представить, что за 4 года можно так выучить язык. Был он неопрятен, одежду чистил и стирал не часто, мятый какой-то ходил. А Ангола наоборот, был опрятен и аккуратен. И вот однажды, возмущенный до глубины своей африканской души Ангола стал мне рассказывать, что застал Гету в туалете за занятием онанизмом. А называл он его Ибу. Это от французского hibou – сова. Это слово произноситься именно так: ибу (ударение на «у»). Это же французский язык. Прозвище он ему дал за черные круги под глазами. Гету, он же Ибу, был не совсем черным, а темно серым. А вот под глазами у него были большие черные круги. Поэтому для Анголы он стал Ибу – сова. И вот возмущенный Ангола стал мне рассказывать, что Ибу занимается онанизмом в туалете. Вернее он руками показывал, что делал в туалете Ибу. Ну, я ему объяснил, что это действие называется словом «дрочить». Ангола не мог сказать «дрочить», и выучил это слово как «рачить». Он дождался момента, когда в квартире собрались все и стал громко стыдить Гету, гворя: «Рачить – нихт гут, идти в секси гут». На что Гету громко и долго смеялся, и сказал, что дрочить – это очень хорошо, а ходить в публичный дом дорого. Вот так и поговорили африканские интернационалисты на сексуальные темы.

В какое-то время, еще до Ибу и Анголы, у нас появился на пороге Мухаммед. Это был араб лет 50-55, родом из Иордании. Он давно жил в Германии, и работал рабочим в типографии. Жена и дети жили в Иордании. Он высылал им регулярно деньги. Как выяснилось, у него было совсем дешевая квартира без душа. Он попросился помыться, и потом стал регулярно ходить к нам в душ. Нам было не жалко. Пусть дедушка помоется.

А осенью началась война на Ближнем Востоке. Саддам Хусейн захватил Кувейт, а Соединенные Штаты начали бомбить Ирак. И вот тут началось. Все негры, кроме Анголы и Гету (они были христиане), начали поддерживать Саддама. Мухаммед тоже. Они каждый день чмокали губами, и говорили, какой Саддам герой и молодец. Какие американцы свиньи неверные, и т.д. Понимая наше положение, я просто молчал как рыба и не встревал. Не хватало еще из-за Саддама себе проблем нажить. Но, однажды мы после разноски пакетов с Красимиром и Юреком решили выпить. Вернее это Юрек решил выпить, поругавшись с женой. Поэтому принесли алкоголь и выпивать стали у нас в социальном гадюжнике. Я особенно и так то никогда сильно не выпивал, ну и тогда не хотелось. В итоге сильно напились Юрек и эфиоп Гету. Тут как раз Мухаммед пришел помыться. Негры-мусульмане и Мухаммед стали чмокать губами и восхвалять Саддама Хуссейна, а Гету или Юрек возьми и скажи: ”Saddam Hussein – Scheisse”. Саддам Хуссейн – говно. Ну, тут понеслось. Мухаммед закрылся в туалете, неграм что-то прилетело в физиономии. В итоге, самый хилый и худой негра, Афра, схватил столовый нож, которым и колбасу то разрезать нельзя, и начал угрожать огромному Юреку. Юрек скатился с лестницы от страха кубарем, чуть не разбившись. Это был смех. На утро его жена Аня спрашивала у меня, за что мужины хотели зарезать Юрека. Вот так вот. А не надо с мужем было ссориться. Сидел бы дома, и скандала бы не было у соседей.

Еще один из новых квартирантов назывался Че Гевара. Это был молодой негр из Судана. Ему было всего 20 лет. И он в самом деле был похож на Че Гевару и носил берет. За что и получил сие прозвище. Он не умел ни готовить ни есть. Он наливал в кастрюлю воду, клал туда необработанного цыпленка, недоваривая его до конца начинал есть. Ел он, стоя над столом. Брал цыпленка в руки и начинал грызть. Куски, которые летели на пол, он как собака подхватывал на лету ртом. Цыпленок был полусырым и кровоточил. Он не знал разницы между свое и чужое. Брал из холодильника то, что видел. Однажды я утром просыпаюсь и слышу как Красик ему говорит: Че Гевара, ду брать холодильник, ихь бокс, ферштейн? Че Гевара показал, что не понимает, Красимир врезал ему пендаль по заднице, тогда он закивал, что понимает. И все равно продолжал брать чужое. Однажды я нашел у него под матрасом выкидной нож. Мне это совсем не понравилось. Я пожаловался Андреасу в ратхаусе. Тот никак не отреагировал. Тогда я взял у Юрека на вечер газовый пистолет. Подошел к спящему Че Геваре. Разбудил его. Когда он повернулся и посмотрел на меня, я выстрелил ему в лицо с метра. Кроме нас в квартире никого не было. Суданский придурок вскочил как заяц начал бегать по комнате, тереть глаза и открывать окна. Досталось и мне, так как стрелял в закрытом помещении. Потом он спросил, а что это было. Я показал ему пистолет, и сказал, что это было вот это. Забрал у него нож, и потом отнес сдал его Андреасу. Че Гевара отрекся от ножа, сказал, что не его. Вскоре он от нас исчез. Он познакомился с местными турками, и начал торговать наркотиками. Что с ним дальше было я вообще не знаю. Всю зиму носили пакеты для сбора одежды и собирали их. Однажды придя домой, если наш гадюжник можно было называть домом, я обнаружил в нем одного из своих лучших друзей по Питеру, Петра. Петр сказал, что его обокрали в поезде, когда он ехал в Берлин, а он взял с собой все свои деньги и икру на продажу. В итоге он лишился всего. У него была виза на 3 месяца, и он попросился поработать у Юрека, и мы вместе разносили пакеты для сбора одежды. Я посещал местную лютеранскую церковь, и у меня были хорошие друзья среди немцев. Был я знаком с обоими пасторами. Их было двое, Vater Fischer и Vater Götz. Фишер был молодой батюшка, и жил в другом городе, Гётц был уже не молод, и жил там же рядом с храмом. У него была замечательная жена, пожилая немецкая женщина, вся светлая, светящаяся, аккуратная и ухоженная. Она напоминала мне моих бабушек. Мы с Петром пару раз были в гостях у пастора и беседовали на разные темы с батюшкой и матушкой. Благо я уже научился свободно общаться на немецком языке. Говорили о Боге и о безбожии, и конечно о проклятом советском большевизме.

В один из темных зимних вечеров в моей жизни появился Вернер. Его звали Werner Fidelak. Он был ровесником моего отца, и закончил войну молодым обер-лейтенантом Waffen-SS в Вене. Попал в плен к большевикам и провел 6 лет в лагерях в Сибири. Однажды мы с Петром пришли поздно, было уже темно, после разноски пакетов. И сразу же за нами поднялся седой пожилой мужчина, и сказал, что он слышал, что здесь есть русские. Петр вскоре уехал обратно в Питер, заработав каких-то денег. А Вернер зашел еще раз, и пригласил меня к ним домой в гости. Жил он с женой Бригитой в хорошей 3-х комнатной квартире под крышей трехэтажного квартирного дома. Как сейчас говорят у них был пентхаус. А Бригита оказалась человеком не из простой семьи. Она была дочерью адмирала гражданского флота Дёница, родного брата того, Дёница, который две недели правил Германией после самоубийства Гитлера. Мы потом очень часто сидели у них за красным вином и фондю до 3 часов ночи. Разговаривали о войне, о жизни, о большевизме и национал-социализме. Вернер так и остался до конца жизни верен фюреру. Он считал уничтожение евреев огромной ошибкой Гитлера, но во все остальном он национал-социализм лучшим государственным строем в истории человечества. Рассказывал, что когда был в плену в Сибири, то у них в лагере было два майора. Один стремился улучшить жизнь пленным немцам, насколько это позволяло его служебное положение, а второй ухудшить. Он даже помнил и называл их фамилии, только вот я не запомнил. Да и зачем?

Прошла зима и наступила весна. Стало тепло. К работе я уже привык. Купил себе машину – ржавый гольф за 2000 марок у Юрека. Потом я понял, что он обманул меня как минимум в два раза. Ну, кто же виноват. Сам дурак. Главное, что гольф ездил. Я стал получать надбавку, так как возил бригаду на работу. В основном это были Витя-чех и Красик, иногда был кто-то третий с ними. Запомнился такой эпизод. Приехали мы на фирму, которая собирала эту одежду. Приехали рано, часов в 8 утра. На улице тепло как летом. Весна в Германии теплая, особенно на юге, где были мы. Запарковал я машину под окнами офиса. Окна были на втором этаже. Поскольку жарко, то мы распахнули все двери. Витя высунул свои длинные ноги из машины, и включил радио на полную мощность. А приемник и динамики были неплохими. Я сделал звук тише, поскольку в офисе были открыты окна, там люди работали. Витя берет и снова делает радио громче. Я снова делаю тише. Витя и говорит: «Денис, ты что? Мы в свободном мире. Здесь нет коммунизма. Здесь свобода». Вот такое понятие было у человека о свободе – каждый делай что хочу. Наверно такое же понятие о свободе сегодня у многих жителей государства Российская Федерация.

Время шло, зимой я съездил на интервью в Цирндорф под Нюрнберг, на самое главное интервью. Рассказал все как есть, как я люблю большевизм, КПСС, Ленина и КГБ. И о чудо 22 апреля меня вызвали департамент по делам иностранцев и вручили мне синий немецкий паспорт лица без гражданства. Но, с этим паспортом я мог уже путешествовать по Европе и мог официально работать. Я получил немецкие права перед тем как купить у Юрека автомобиль, где-то за месяц до получения паспорта. Было это крайне просто. Пришел в соответствующее ведомство. Показал свои советские права, и письмо от Юрека, подтверждающее, что я в течение 6 месяцев ездил на его машине. Сдал все это в окно, и через полчаса получил свои советские права обратно, и новенькие немецкие права. Вот так вот все было просто и без бюрократии. Позднее Германия упразднила эту процедуру обмена прав. Слишком многие люди из России привозили поддельные права, или настоящие, но купленные за деньги. Естественно, они попадали в аварии, получали страховые выплаты. И немцы поняли, что большинству русских верить нельзя. В середине 90-х нужно было уже заново учиться в автошколе для получения водительских прав. По крайней мере так стало для всех, кто приехал из России.

Комментариев нет:

Отправить комментарий