понедельник, 16 ноября 2015 г.

Продолжение книги 12. Кишеневская мафия и лохотрон в стиле МММ

А вскоре начались более интересные события. Вся затея с секонд-хендом из Австралии обернулась провалом. Валя полностью положилась на Сергея Шиншиллу и на одного из своих братьев, Андрея, который приехал из Мурманска в Питер, чтобы помогать в реализации этой подержанной одежды. Андрей оказался самым обычным гопником. Однажды, получив в руки приличную сумму наличных денег, он пропал на два дня. Потом нашелся еще не до конца протрезвевшим и без денег. На контейнерах из Австралии Валя попала на все потраченные на них деньги. И вот тут началось. У меня в Берлине был старый друг, Гена Коломоец, который был на тот момент уже довольно богатым человеком. И вот Валя через меня обращается к Гене, для того, чтобы занять 80 000 марок на две недели под 10%. Приличная сумма и хорошие проценты. Гена, конечно, спрашивает меня: «Гарантируешь? Можешь ответить?». Я отвечаю: «Нет. На твой страх и риск». Тогда Гена требует от Вали подтверждения, что она реально сможет отдать деньги в названные сроки. Валя показывает ему документы на два больших грузовика – тягачи. И сообщает ему, что ей предложили их взять за определенную сумму денег, значительно ниже рыночной стоимости. Что у нее есть на них покупатель, и что разница получается приличная, на это и нужны деньги. Гена дал. Валя отдала точно в срок и с обещанными процентами.

И вот тогда появились Саша Соболь и Виталик. Кишеневская «мафия». Они были молодые ребята, лет по 25-28, и вдохновенно играли в мафию. Ходили они всегда в костюмах и в галстуках, с очень серьезными лицами. Разговаривали негромко, уверенно, размеренно, подчеркнуто вежлива, сохраняя при этом непроницаемые лица. В общем, крутые молодые мафиози, которых на кривой кобыле не объедешь. Приходили они в офис в основном как заказчики переводов. И вот во время одного из их визитов Валентина говорит, что ей срочно нужны 30 000 долларов на две недели под 10 процентов. То есть ребята заработают за 2 недели 10 000 долларов. Очень хороший заработок. А для 1993 года просто отличный. Соболь и Виталик тут же делают еще более каменные лица, и говорят: «Чем вы отвечаете?». Вале нужно отдать должное. Не знаю, была ли это ее природная хитрость, или за ней стоял грамотный консультант, но свои домашние задания она выполняла довольно хорошо. Она тут же выложила им квитанцию на две заложенные в ломбард шубы. Получалось, что их стоимость составляла более 60 000 долларов. Молдавские мафиози согласились. Ровно через две недели, парни с каменными лицами зашли в наш офис. Валя сначала усадила их пить кофе. После этого она достала из саквояжа 40 000 долларов, и вручила парням. Допив кофе, они направились к двери. И тут же услышали фразу: «Если хотите, можете оставить еще на недели на тех же условиях. По прошествии еще двух недель они получили свои деньги с обещанными процентами и ушли довольные.

Был у нас друг офиса – Толя Тригер. Тригер это фамилия. Жил он рядом с нашим офисом. Был Толя родом из Питера как и я. Так вот Толя дал Вале какую-то сумму денег. Уже не помню какую. Но, на вырученные проценты купил себе БМВ третьей модели. Не новую, но где-то двух-трех лет и с нормальным пробегом. Давал Вале деньги и я. Это было на начальном этапе ее аферы. А все это, конечно, была большая афера. Мне тоже повезло. Повезло, потому, что это был начальный этап аферы. Ей нужно было создавать кредит доверия. Я купил на проценты двухгодовалый фольксваген гольф. Все самое интересное началось позднее. Соболь и Виталик в итоге выдали Вале более 300 000 марок. Не помогло им их мафиозное чутье. Слишком молоды они были. Было ли мне страшно? Пожалуй, нет. Не было. Но, стыдно, что я работаю в ее офисе было. Люди понимали, что я просто переводчик и не более того. Мне пытались задавать вопросы по поводу ее надежности и честности. У меня было свое мнение. Я понимал, что Валя – аферистка. Но, я работал у нее на скромной должности и получал свою зарплату вовремя. Политика моя была такой: если я видел, что меня спрашивает небогатый человек, отдающей Вале почти последнее, то я говорил ему, что он не получит своих денег, и советовал не давать. Если же спрашивали какие-то молодые мафиози, или богатенькие бизнесмены, то я говорил: «Сами смотрите. Я простой переводчик, и не вхож в ее дела». Был некий Юра, который когда-то где-то на Украине или в Молдавии купил диплом зубного врача. Но, ума хватило не лезть людям в рот. Он создал стоматологический бизнес. Вернее, сеть из двух-трех зубопротезных лабораторий. Юра был не бедным человеком. Не помню на сколько он попал с Валей, но более 100 000 марок это точно. Соболь и Виталик отдали ей свыше 300 000 марок. Но, это не был рекорд. Ей удалось взять почти 2 млн. долларов у какой-то московской бизнес-структуры. Под большие займы, она показывала документы о сделках с домами. Дома якобы продавались с аукционов в Восточной Германии. У Вали якобы имелись связи с организаторами аукционов, и она получала эти дома по низкой цене. Кто-то стоял за ее спиной. Документы она действительно показывала. И люди, дающие в долг 2 миллиона долларов, не могут быть полными идиотами, иначе они не смогли бы заработать этих денег. Еще какие-то крупные суммы она взяла у кого-то в Питере. В один из ее приездов ее пристегнули наручниками к батарее в какой-то квартире, и грозились убить. Вмешались москвичи, которым она должна была гораздо больше. Ее как-то вытащили. Приехала она очень напуганной.

Это уже было приближением краха. А до этого ее дали около 200 000 марок Костя и Юра. Ребята из Берлина, друзья моего друга Гены, который заработал, дав Вале в долг 80 000 марок. И вот видя, что деньги не отдаются, меня попросили о помощи. Валя послала со мной какую-то незначительную часть суммы, чтобы успокоить ребят. Когда я приехал в Берлин, они меня встретили в аэропорту Темпельхоф. Костя жил совсем рядом, и пригласил меня домой попить чаю. Вместе мы разработали сценарий получения денег с Вали. Вернувшись, я рассказал ей, как меня возили в какой-то ангар с мешком на голове. Как я сидел на стуле со связанными руками, а со мной разговаривали люди с такими лицами, что и во сне увидеть страшно. И сообщил Вале, что вынужден был дать им ее домашний адрес, и что они дали срок – три дня. А потом приедут с визитом. Деньги были возвращены в течение недели.

Еще я помог Андрею и Соне. Соня выполняла у Вали на подряде переводы дипломов и трудовых книжек. Соня была уникальным человеком. Фамилия ее была Семенова. Она коренная немка, родом из Дортмунда. При этом она разговаривала по-русски без акцента вообще. Ни один человек, не мог бы распознать иностранку в ее речи. На втором или третьем курсе университета Соня попала на практику в Архангельск. Там она познакомилась с Андреем. В итоге они поженились и поселились в Дортмунде. Когда ей меняли фамилию после замужества, немецкие власти хотели записать «Семенов». Так принято в Германии, где фамилии не склоняются. Так вот Соня сумела настоять, чтобы ее записали «Семенова».

Поскольку Соня и Андрей знали Валю раньше, чем я познакомился с ней и с ними, то дали ей денег легко и без сомнений. А Валя уже обнаглела, и с первого же займа не собиралась им возвращать деньги. Семеновы были добрые, интеллигентные и порядочные люди. Запугивать Валю реально, или каким-то блефом они не могли. И здесь нужен был иной подход. Я люблю добрых и интеллигентных людей. Терпеть не могу наглецов и хамов. Поэтому я быстро сдружился с Андреем и Соней. Мы часто ходили в субботы и воскресенья вместе завтракать в дортмундские кафешки. Я част бывал у них в гостях. Иногда мы ходили в кино на премьеры новых фильмов. В общем, стали мы думать, как спасать их деньги. В итоге придумали. Мы придумали не существующую сделку, на которую у Сони и Андрея не хватало собственных средств, но которая сулила большую выгоду. Я уже не помню, что эта была за сделка, но придумали мы что-то красивое. В общем, побили Валю ее же оружием. Она профинансировала эту сделку. А Соня с Андреем потом, сказали, что сделка не срослась, а те деньги, что Валя должна была им, они вычли.

Тучи над Валей сгустились к поздней осени 1993 года. Какие-то люди сообщили ей, что скоро похитят ее сына, Мартина, которому тогда было 16 лет, и для начала, начнут присылать ей его пальцы по одному. Как раз в это время меня позвал на работу в Берлин Костя, один из друзей Гены, тот которому я помог получить их деньги с Вали. Я долго не размышлял. Уволился, поскольку был оформлен и работал по белому. Загрузил весь свой скарб в свой Гольф-2. И уехал в Берлин, где мне предстояло прожить около 10 лет.

Продолжение книги 11. Валя М

Однажды, а на дворе был 1992 год, задержали двух парней из Риги. Машина у них была мерседес, и была куплена за 15 000 марок. Немалые деньги по тем временам. Это были два здоровенных мужика под 2 метра ростом, с характерными лицами. С ними была жена одного из них. Они просто не знали, что нужно делать страховку и техосмотр. Когда им разъяснили положение дел, они тут же согласились все оформить и забрать машину со штрафстоянки. Для этого они позвонили Вале, и попросили выделить им меня в качестве переводчика на весь рабочий день. Валя не растерявшись сказала, что это стоит 200 марок. Они тут же согласились. Сделали мы все за 2 часа, и они поехали в Ригу. Они дали мне 500 марок, чтобы я отдал Вале 200, и представившись крупными криминальными авторитетами предложили мне работу. Сказали, что им нужна контора в Германии, и кто-то должен ею управлять, и они предлагают это мне. Я искренне поблагодарил, и отказался. Не хотелось иметь дело с бандитами.

Кроме автобана была еще и уголовная полиция. Запомнился один забавный случай. Есть такой город с необычным названием Castrop-Rauxel. Вот вызвали меня туда днем. В уголовную полицию ночью никогда не вызывали, всегда в рабочее время. Приезжаю. Сидит на допросе украинец откуда-то с востока Украины. Парень лет 22-25. Здоровый, высокий, пары зубов нет, и пара железных во рту. Рожа премерзкая. Оказывается, он и пара его приятелей попросили политического убежища. Ну, согласно регламенту, у них приняли заявления, и поселили их в общаге или в лагере где-то ждать решения. Время ожидания они использовали с пользой для себя. Воровали в магазинах. Но, им показалось этого мало, и они начали грабить соседей по общежитию. В основном, своих земляков из СНГ. На этот раз действовали жестко. Этот хрен проломил кому-то голову, отнял 100 марок и часы. Вот за это он сидел на допросе у немецкого офицера полиции. На все вопросы он отвечал бойко и отрицательно. Ничего не знает. Никого не бил. Ничего ни у кого не отнимал. Но, полицейский то по роже его видит, что он за фрукт. Да и жертва есть и заявление от нее. В общем, полицейский и так, и эдак, а он ни в чем не признается, и все. Тогда полицейский обратился ко мне с вопросом: «Вы знаете, у меня создается впечатление, что он вообще не боится полиции». На что я пояснил офицеру, что да, он вас вообще не боится. «Почему?» - спросил полицейский. Я объяснил ему, что там откуда он родом, живут совсем другие люди, и у них совсем другая полиция. И там с такими как он совсем по-другому разговаривают. Как? спросил полицейский. Я объяснил, что его бы там пару раз ударили головой об стену, выбили бы еще пару зубов, настучали по почкам и по печени, а потом бы начали задавать вопросы. Тогда офицер сделал очень серьезное лицо и попросил меня перевести фразу: «Если вы будете врать, то полиция может дать и пару пощечин». На что гопник ответил: «А чего мне боятся, я же правду говорю». Так он на том допросе и не признался.

Полиция постоянно делала облавы в борделях. Вылавливали оттуда русских, украинок, белорусок. Мне много потом приходилось читать в российской прессе, и видеть некоторые передачи по ТВ о том, как бандиты продавали женщин в сексуальное рабство в западные бордели. Так вот мне пришлось побывать на нескольких десятках таких вот допросов. Пойманных женщин насильно официально депортировали в страны откуда они приехали. Так вот все они только расстраивались от этого. Ни одной девушки или женщины я не видел, которая бы благодарила полицию за спасение из сексуального рабства. В большинстве случаев их паспорта находились у владельцев борделей, но у них были выходные дни, и они выходили в город. Они не были там заперты. Все они лгали полиции, что их насильно заставляли заниматься проституцией, а из их разговоров между собой, и из задаваемых мне вопросов не для перевода, было понятно, что им там нравилось заниматься тем, чем они там занимались. Может быть и были случаи принуждения и сексуального рабства, но мне таких засвидетельствовать не удалось.



Самый комичный случай был такой. У Вали была подружка, не помню ее имени. Эта была еврейка из Литвы. Я сомневаюсь, что она была еврейкой. По внешнему виду это была типичная российская хабалка с базара или из пивной. В Дортмунде у нее была своя пивная. Вот к этой хабалке пожаловали гости из Литвы. Молодые мелкие уголовники. Они привезли две или три коробки нелегальных сигарет Мальборо. И поставили их у Вали в офисе, где имел честь работать и я. На следующий день меня часов в 12 дня вызывают в центральную полицию Дортмунда, которая была недалеко от нашего офиса. Прихожу я, и вижу, что сидит там эта юная рожа, и его допрашивают. Попался он на краже какой-то мелочи в магазине. Его спрашивают, а у кого он остановился. И этот юный романтик заявляет, что у Вали М. Хорошо, что немецкий полицейский не понимал вообще по-русски. Я говорю ему: «Ты что творишь, гад?». А они у него еще и Валину визитку изъяли. Он, тут же сказал, что он ночевал у незнакомой женщины, с которой познакомился в каком-то баре, адреса не знает. На вопрос откуда у него визитка Вали М я перевел, что кто-то ему дал эту визитку, и сказал, что это лучшие переводчики в Дортмунде. Выйдя, после этой работы, я тут же позвонил Вале, и сообщил о случившемся. Как же я был удивлен, когда, успев только пообедать, приехав в офис я обнаружил, что не только коробки с сигаретами вывезены из офиса, а еще и какие-то другие коробки, про которые я даже не знал, что в них лежало. Это они с Иво успели так быстро все вывезти. Правда, никто к нам в офис с обыском не пришел. Пронесло Валю в тот раз.

четверг, 12 ноября 2015 г.

Продолжение книги 10

Дортмунд, Валя М.

И так я получил работу у Валентины М. Оставив под Штутгартом бывшую жену и дочку я переехал в Дортмунд. Офис Валентины и ее квартира находились почти в самом центре Дортмунда. Причем они были совсем рядом друг с другом. Офис переводческого бюро ”Parus” (от слова «по-русски») помню находился на Chemnitzerstrasse.

Вале тогда было слегка за сорок. Жила она в хорошей съемной трехкомнатной квартире вместе с сыном Мартином, которому было около 16 лет и сожителем Иво Кречмером, который был на 10 лет моложе ее. Была она такой невысокой женщиной крепкого телосложения, очень напористой, амбициозной и с явно завышенной самооценкой. Но, нужно отдать ей должное, в обращении с людьми она была вежливой и корректной. За долгие годы жизни в Германии и с немецкими мужчинами она довела свой немецкий язык почти до совершенства. В разговоре слышался легкий акцент, который нельзя было определить, как именно русский. Письменный язык был почти безупречен. Ее переводческое бюро процветало. У него было два основных вида деятельности приносящих максимальный доход. Первое – перевод трудовых книжек немцев-переселенцев из России и бывших советских республик. Как вы понимаете трудовая книжка, это стандартный бланк, перевел один раз и заполняй далее теми записями, что там делал работодатель. Профессии у русских немцев как правило тоже многократно повторялись. Все они были в СССР трактористами, механиками, рабочими колхозов и совхозов. Естественно, за перевод одной трудовой книжки платилось мало – 20 марок. Но, Валя дружила с каким-то государственным ведомством, и этих книжек приходило на перевод огромное количество. Значит все дело было в скорости перевода. И вот здесь, я не знаю, чей ноу-хау это был, но работа делалась красиво. Валя и я сидели и наговаривали тексты записей в трудовых книжках на диктофон. У нас была стенотипистка по имени Дорис, она работала на дому. У Дорис была поразительная скорость письма на компьютере. Она с наших диктофонных записей, строчила эти книжки со скоростью швейной машинки. Второе выгодное дело, это были переводы в полиции. С моим приходом в контору, это все легло на меня. В основном приходилось переводить в полиции на перекрестке автобанов, который по имени города Камен, вблизи которого находился, назывался ”Kamener Kreuz”. Полицейские звонили мне на домашний телефон. Так как обычно все допросы происходили ночью. Тема была всегда одна и та же. Они ловили русских, украинцев и белорусов, которые купив дешевые машины в Бельгии и Голландии перегоняли их в Россию. Машины обычно покупались за цену от 500 до 1500 марок. Мои бывшие сограждане при такой цене автомобиля не хотели делать на него страховку и техосмотр, и гнали на свой страх и риск так как есть. В районе развязки Каменер Кройц была большая площадка отдыха. Они туда заезжали переночевать или отдохнуть. Это было как капкан, как засада. Там то их и накрывала немецкая полиция, тепленькими, спящими. Где у вас страховка? Где техосмотр на машину? Нет? Машину сразу на платную штрафстоянку и звонок мне. Приезжайте, пожалуйста. Как правило это было в 2-3 часа ночи. Ну, прыгаешь в машину и вперед. В полиции после допроса на типографском бланке составлялась бумага, во сколько я выехал и когда приехал домой. Все это время оплачивалось из расчета 70 марок в час. Это примерно 40 евро по нынешним временам. А тогда 70 марок были как 70 евро сегодня. Уходило на такой выезд обычно 2-3 часа. Деньги переводились мне на личный счет, а я должен был делить их напополам с Валей, поскольку это была ее тема. Иногда приходилось ездить и днем на допросы в полицию. Обычно это были случаи, когда немецкая полиция во время рейдов по турецким борделям вылавливала там проституток из бывшего СССР. Интересные бывали эпизоды и случаи.

Квартиру мне мы с Валей вместе нашли по газетному объявлению у старого дедушки, ветерана войны, участника Сталинградской битвы. На фронте он был военным врачом. Да и всю жизнь потом после войны тоже проработал врачом. У него с женой, они уже были очень старенькие, был большой дом в зеленом районе, недалеко от стадиона, где играет дортмундская Боруссия. И в этом большом двухэтажном доме я всего за 700 марок снял отличную квартиру с мебелью на первом этаже. Вот там меня и будила по ночам полиция.

Кроме переводческого бюро, Валя открыла новую торговую контору с таким-то другим названием. Тогда весь бывший СССР жил одной лишь торговлей. Практически все его блудные сыны и дочери, оказавшиеся в Европе, с различной степенью успеха пытались прильнуть к этому бурному потоку товаров с односторонним движением. Вот и Валя кинулась в этот омут очертя голову. Первой ее сделкой было несколько контейнеров с подержанной одеждой, как в России модно говорить, секонд-хенд, из Австралии. Контейнеры эти были направлены в Петербург. Почему туда? Да потому, что у там был Валин друг Шиншилла, и туда прикатил один из ее братьев из Мурманска по имени Андрей. Валя была сама родом из Мурманска. У нее еще была мама Надя, которая регулярно наведывалась в Дортмунд. С визами тогда проблем вообще никаких не было. Правда требовалось приглашение из Германии. Визу давали на 3 месяца. Но, потом ее можно было еще продлевать, просто сходив в полицию. И закрутилось, завертелось дело с контейнерами с секонд-хендом. Это было только началом одной веселой истории.

А пока вернемся к моим переводам в полиции. Как правило звонки из полиции приходили поздно, когда ты спишь глубоким сном, в 2 или в 3 часа ночи. Позднее редко. По приезду в полицию на Каменер Кройц, видишь обычно одну и ту же картину. Один или двое русских, или белорусов сидят, понурив голову. Их понять можно, люди не самые богатые. Купил человек машину за 1000 марок в Бельгии или Голландии. Не знаю почему, но ездили за машинами в основном туда. Там было много лад или жигулей, в общем продукции Автоваза, которая стоила там совсем дешево. Ну, брали еще и западные машины (терпеть не могу совковое словечко «иномарка»). При стоимости машины в 1000 марок, правильно оформить на нее документы, то есть сделать страховку и техосмотр, стоило бы где-то в районе 600-700 марок. А некоторые машины и стоили 700-800 марок. Ну, купил и поехал. Если не заедешь ночевать на перекресток автобанов под городом Камен, что недалеко от Дортмунда, то скорее всего и проскочишь.

Ну, вот через меня немецкие полицейские объясняют несчастному владельцу автомобиля, что машина его уже на штрафстоянке платной, и деньги тикают. И чтобы ему ее получить, нужно пройти немецкий техосмотр (TÜV), и застраховать автомобиль. Услышав сколько это стоит, большинство отказывалось от этих машин, и ехали домой, удрученные и несчастные. Запомнилось несколько случаев. Один раз здоровенный мужик из Белоруссии, дальнобойщик по профессии, плакал и рыдал как баба, кричал, что это последние его деньги, что он приедет домой и повесится. В общем, неприятный был тип и сочувствия не вызывал. Машину выкупать не стал. А был совершенно противоположный случай. Невысокий, лет сорока, сухой, спортивный мужчина попал в такую же историю, машину он выкупить не мог, так как денег у него оставалось 40 марок на бензин, да в машине были две канистры. Ровно до дома доехать. Сам он был из Москвы. Когда его спросили, будет ли он выкупать машину, он спокойно ответил, что не будет. Он был настолько спокоен, что удивил немецких полицейских. Один из них попросил меня выяснить, как человек потеряв автомобиль и имея 40 марок в кармане может быть таким спокойным. Человек ответил, что он тренер, преподаватель восточных боевых искусств, и что он всегда спокоен, что бы не происходило с ним. Тогда полицейский спросил, как он будет добираться домой с 40 марками в кармане. Мужчина ответил, что это не проблема. Есть стоянки, где дальнобойщики останавливаются, и как-нибудь он до дома доедет. Полицейские были настолько тронуты, что собрали ему каких-то денег в дорогу, скинувшись между собой.

Часто люди спрашивали у полицейских: что вы мол за люди такие? Мы вреда никому не приносим, хотим на этих машинах до дома доехать, а вы их у нас отнимаете. Полицейские всегда отвечали, что они тоже люди и все понимают. Но, есть закон, и он разумен. У людей есть дети, да и безопасность взрослых не последнее дело. А если из-за технической неисправности вы покалечите или убьете людей? А если вы совершите аварию по вашей вине, а вам нечем покрывать расходы? Страховки то нет. Так что извините, мы делаем свою работу.

вторник, 10 ноября 2015 г.

Продолжение книги 9

Ну, а что же Денис? Как складывалась его жизнь в Германии?

Продолжим рассказ о нем и его приключениях от первого лица.



Школа, Вовас, приезд семьи.

Учеба в школе увлекала. Интернациональный коллектив преподавателей, в группе одни женщины, вокруг цивилизованная и сытая жизнь. В районе Штуттгарта прекрасный климат и великолепная природа. Можно было считать, что на данном этапе жизнь удалась. Как там будет дальше? Каков он, рынок труда и будни. Все это будет потом. А пока впереди был год учебы. Как-то так сложилось, что на определенный период моей жизни моим другом стала женщина ровесница. Она стала мне именно другом. Между нами не было сексуальных отношений. Я познакомился с ее друзьями, и мы частенько организовывали у нее дома веселые вечеринки с обилием вина, пива и веселья. Звали ее Андреа Келлер. Хочется верить, что все у нее хорошо сейчас. Связь давно утрачена. А тогда это была целая небольшая эпоха в моей жизни. Как мы совместно бились проклятой стенографией. Если от нее плевались все немцы, представляете, как мне, русскому, было тяжело осваивать немецкую стенографию, несмотря на хорошее владение языком.

Школа началась 8 апреля 1991 года. Где-то вскоре после этого приехал мой питерский друг Дима К. и сдался просить убежища. Приехал он вместе с женой. Поселили их в городе Rottweil, откуда родом порода собак ротвейлер. Прекрасный небольшой город в южной Германии, расположенный в 100 км к юго-западу от Штутгарта в направлении границы со Швейцарией. Дима выдержал недолго. В человеке кипел дух предпринимательства, и он через 2 месяца рванул обратно в РФ, где он кстати преуспел затем в частном бизнесе. Слава Богу у него и сейчас все хорошо. Большевизм он не любит, но как-то с ним уживается. Он изучал немецкий язык в университете, и за те два месяца, что провел в Роттвайле пообщался достаточно с местными немцами в кафешках и пивных. Они, несчастные, рвали и метали в сторону российских немцев-переселенцев. Жаловались. В основном, жаловались на молодежь. С их приездом эта сибирская и казахская молодежь побила все стекла в телефонах-автоматах и поотрывала трубки. Немецкие парни и девушки стали часто получать по лицу в дискотеках от юных возвращенцев из Казахстана и Сибири. В общем, мне было грустно, когда Дима решил уехать. Мы частенько встречались, пили пиво и много разговаривали о жизни. Был у нас немецкий друг Манфред Гайзер, у него был собственный дом в городишке-деревушке под названием Альтдорф (Altdorf). Каждую субботу он устраивал ужин. Приходили обычно Дима с женой Леной, я и сосед Вольганг с женой. Жена Манфреда, Анна, он называл ее на русский манер Аннушка, прекрасно готовила, и была прекрасной хозяйкой. Засиживались, как правило далеко за полночь. Я знал Манфреда еще до приезда Димы, и бывал у него как правило на всех посиделках. Потом приехал и уехал Дима. А потом Манфред неожиданно потерял работу из-за конфликта с начальником. Дом у него был в ипотеке, выплачивать осталось уже не много. Он продал дом. Оставшихся денег хватило, чтобы купить чуть дом чуть поменьше и подальше от Штутгарта, в районе Бодензее (Bodensee). Мы тогда еще какое-то время общались по телефону, а потом как-то контакты прервались.

Где-то в июне или в июле 1991 года приехали моя бывшая жена и моя дочь. Вскоре после их приезда мы с ней расстались. Не буду писать об этом подробно. Это мое личное. Но где-то 3-4 месяца прожили в месте. Дочь моя пошла в школу в Германии. Через год она уже говорила по-немецки как немецкий ребенок. Она уже давно взрослая. Давно гражданка Германии, имеет семью и ребенка.

Когда приехала семья местная социальная служба стала нам оплачивать съем частного дома, целой половины в доме на две семьи. Биржа труда оплачивала мое обучение. И социальное ведомство выдавало где-то по 700 марок на каждого взрослого в месяц (на меня и жену), и 400 на ребенка. На еду и бензин хватало вполне, а за дом платил социал. Материальной нужды не было.

Банщик.

В один прекрасный день на пороге дома появился Банщик. Или Шурик-банщик. Это отдельная история, которую хотелось бы рассказать. В Петербурге у меня было друг и компаньон по бизнесу Алексей. Бизнес, это громко сказано. Тогда, при советах, мы занимались спекуляцией. А Шурик-банщик, был давним знакомым Леши. У него была машина – Жигули копейка. Мы частенько нанимали его на один день, чтобы съездить за товаром в Нарву или Кировск. Было удобно, самому рулить не нужно, и кружечку холодного пивка можно было выпить. Банщик был большой и толстый. И был он большой оригинал. Он в свое время сделал карьеру от должности директора бани до рядового банщика. Просто выпить любил человек. Но, в то время, когда мы с ним плотно общались, и он возил нас на своей машине, он не пил вообще. В те, дни, когда мы не нанимали, его, он промышлял обычным извозом за деньги. Не пил, и денежки копил. Был Банщик до примитивного прост. Прост, но надежен. И вот однажды, на дворе был где-то 88 или 89 год, приходит Банщик ко мне и заявляет: «Я женюсь». Было ему где-то 30 или 32.

- На ком женишься, спрашиваю. У него ведь и девушки в тот период не было.

Оказалось, он подвозил девушку по имени Лена, 27 лет. И у них возникли близкие отношения. Решение о вступлении в брак было принято через месяц после знакомства. Оказалось, что Лена жила совсем рядом со мной. Я жил тогда в Щербаковом переулке на углу с Фонтанкой. Лена и ее семья (мама, папа и младший брат) жили за углом на Фонтанке. Как выяснилось, Лена была по образованию психологом. Она была кандидатом наук в области социальной психологии. А Шурик был просто Шурик-банщик. Я высказал ему свои предубеждения, предупредил его о разнице в уровне мышления. Банщик, выслушав меня без обид сказал, что это все фигня, у них настоящая любовь. Ну, любовь, так любовь. Свадьба была в ресторане «Невский» на углу Невского проспекта и улицы Марата, что прямо над станцией метро «Маяковская».

Шурик предупредил меня и Лешу, чтобы мы ни в коем случае при его родственниках не называли его Банщиком. Он сообщил своим новым родственникам, что он – начальник автоколонны. Начальник, значит начальник. Банщиком мы его при родственниках не называли. Брак банщика развалился примерно через 3 месяца после свадьбы. Мне запомнился такой эпизод. Я обменивался видеокассетами с его женой. Благо жили рядом. Вот однажды прихожу забрать свои или вернуть их кассеты. Предложили выпить чаю. Семья интеллигентная, кто-то даже неплохо рисовал портреты, кто-то писал стихи. Сидим пьем чай, идет веселый интересный разговор. Вдруг на пороге гостиной появляется Банщик в пальто и андатровой шапке ушанке на голове. Все сразу как-то замолчали. Далее Банщик суровым голосом обращается к жене.

- Так. Почему ты еще не готова. Собирайся, едем ко мне.

- Ой, мне нужно к подружке на Моховую. Кассету вернуть.

- Сколько тебе нужно времени.

- Ну, час.

- Туда пути полчаса туда и обратно. Но, я даю тебе 40 минут. Все.

После этого диалога я понял, что семье Банщика осталось жить недолго. Через примерно 1-2 месяца их семья рассталась. Я общался как с Банщиком, так и с его бывшей женой. Примечательно то, что от нее я не слышал ни одного плохого слова в его адрес. Она просто всегда говорила, что с самого начала видела, что они разные по характеру, но надеялась, что как-то сживутся, свыкнутся. Банщик же клеймил всю их семью позором, как большевики империализм.

И вот в один прекрасный летний день 1991 года на пороге моего дома в Хольцгерлингене (Holzgerlingen) появился Шурик-банщик. Он получил визу в Германию и не определился, что ему делать. Сказал, что будет просить политического убежища, как только закончится виза, и попросился пожить у нас. Затем он спросил можно ли ему как-то подзаработать, и я познакомил его с Юреком. Вот начал банщик жить у меня в полуподвальном этаже в отдельной комнате, и подрабатывать у Юрека на разноске мешков для сбора одежды Красному Кресту. И тут Банщик запил. Водки он никогда не покупал, пил только красное вино. Пытался пить с нами. Но, нам то этого было не нужно. И его я попросил не пить. Тогда он стал пить в одиночку и втихаря. Отработает день на разноске мешков. Потом поужинаем вместе. Потом он, сославшись на усталость уходил в свою комнату, якобы пораньше лечь спать. А на утро от него разило перегаром. Было смешно наблюдать, как он «выколачивал» свою зарплату у Юрека, когда у него кончались деньги. Он надувал щеки, расхаживал по комнате. За глаза он называл Юрека Ляхом. И вот начинался такой монолог: «Где этот Лях. Он мне уже 200 марок должен. Щас позвоню и скажу пусть еще 200 авансом даст». Потом, понадував щеки, Банщик хватался за телефон, и начинался такой диалог:

- Пан Юрек? Ой, привет пан Юрек. А как бы мне это. Ну это. Ну, получить свои пиньонзы (деньги по-польски). Юрек ему в ответ:

- Сейчас нет. Только после завтра. Тогда Банщик начинал ныть, что на еду не осталось. Юрек выдавал ему что-то. Потом тот же диалог повторялся, когда Банщик умудрялся снова пропить деньги. Но, все он умудрился накопить какие-то деньги.

Банщик начал нам надоедать. Прожил он у нас месяца 2 или 3. У него закончилась виза и он стал нелегалом. В итоге, я убедил его, что нужно идти и сдаваться в убежище. Иначе потом и визу не дадут в Германию.

Проводили мы его с благословением и пожеланием всего наилучшего. Одел он рюкзак на спину и пошел сдаваться в полицию. В итоге определили его в Карлсруэ, где он, живя в общаге с интернациональным народом быстро пропил заработанные у Юрека деньги. Потом он там устроился уборщиком в Макдональдс снова заработал. Перестал пить. Потом он вернулся в Россию. Леша рассказал мне, что банщик приехал с деньгами, и купил какую-то машину. Но, нашел в гараже собутыльников. За несколько месяцев пропил все деньги, продал машину, и ее пропил. А что дальше уже и Леша не знал. Так как они более не общались.

В один из дней мне позвонила фрау Борхарт, хозяйка квартиры в Штутгарте, в которой я какое-то время прожил совместно с Вовасом. Оказалось, что Вовас отчебучил такой номер, что я не знал смеяться или плакать. Вовас жил на первом этаже, вернее это был бельэтаж. А в полуподвале под ним жили молодые парни, музыканты. Они иногда репетировали. Слышно было бас-гитару и ударные. И вот Вовас готовился к сдаче экзаменов. Дело было днем. Но, музыка мешала ему концентрироваться. Вовас пошел к ребятам жаловаться, но получил ответ, что днем шуметь можно. Тогда он вернулся к себе в квартиру, отвинтил ножку от стола, снова спустился к музыкантам и начал в истерике избивать их этой импровизированной бейсбольной битой. На шум прибежала хозяйка, Вовас разорвал на ней платье и вытолкнул ее на улицу, захлопнув дверь подъезда. Усмирить его смогла только полиция. Все это фрау Борхарт рассказала мне по телефону, и спросила, подозревал ли я, что Владимир (Вовас) – сумасшедший. Я сказал, что нет не подозревал. Хотя я считал его тихим помешанным.

Вовас в свои на тот момент 24 года был лысым, и очень сильно комплексовал по этому поводу. Он сделал себе за 5 000 марок операцию по какой-то пристрелке волос в специальной клинике в Мюнхене. Это мало ему помогло. Из-за комплекса лысости у него были большие проблемы с женщинами. Он просто не знал, как к ним подступиться. В силу комплекса у него была просто гигантская неуверенность в себе при общении с женщинами. Когда мы проживали в одной квартире, каждое утро Вовас рассматривал свою лысину в зеркало, и задавал мне всегда один и тот же вопрос: «Меня можно назвать лысым». Я утешал его: «Ну, что-ты Вова, ты вовсе не лысый, у тебя просто редкие волосы». Однажды Вовас гостил у меня в Хольцгерлингене, когда я еще там жил. Он приезжал навестить меня с определенной регулярностью, и был хорошо знаком с Юреком и его женой Аней. Однажды он приехал в бейсбольной кепке на голове. Мы гуляли вечером по городу, и встретили у сигаретного автомата Аню. Поздоровались. Оказалось, что Аня не узнала Воваса, и спрашивает меня:

- А где тот парень, я забыла его имя.

- Какой парень? – спрашиваю я.

- Ну тот, лысый, Вова.

Вовас покраснел как свекла, и чуть не провалился сквозь землю. Аня тоже смутилась.

А второй случай, убедивший меня, что Вовас не совсем здоров психически был такой. Кристина, в которую был влюблен тайной любовью Вовас, изучала русский язык в Университете Штутгарта. Вовас был где-то в отъезде, а я жил тогда в Хольцгерлингене, с африканцами в социальной квартире. Вечером звонит Кристина, и сообщает, что Вовас где-то далеко, а у нее завтра экзамен и просит приехать к ней в Штутгарт, позаниматься с ней русским языком. Время позднее, часов 8 вечера, на улице гроза и дождь. Она предлагает остаться ночевать, благо дом очень большой с множеством комнат. Я согласился, сел в машину и поехал. Семья моя еще тогда не приехала. Позанимались, она угостила меня ужином с пивом. Показала комнату, где я спокойно переночевал. Утром позавтракали, и я уехал обратно к себе. Я даже забыл об этом визите. Проходит месяц или больше. Мне звонит Вовас по телефону, и заявляет, что я законченный мерзавец, потому, что имел секс с его любимой девушкой. Я даже не понял в начале, о чем он говорит, и о какой девушке. Далее он обвинил меня в том, что я ночевал в доме Кристины и имел с ней секс. Я ему тогда рассказал, как все было, и что никакого секса не было. Вовас бросил трубку. Потом прошла неделя. Он снова позвонил, и попросил дать ему честное слово, что секса не было. Я дал, так как секса действительно не было. В общем, стали снова общаться, но осадочек остался.

И вот этот случай с фрау Борхарт. В общем, понял я что Вовас может иногда преображаться из тихого сумасшедшего в буйного, и потихоньку свернул с ним всякое общение. Как то не хотелось неожиданно получить ножкой от стола или битой по голове. На этом мое знакомство с Вовасом закончилось. Я не видел его с тех пор. Но, от знакомых знаю, что он впоследствии женился на взрослой женщине с ребенком, и жил в Берлине.



Закончив школу пришлось искать работу. Немножко поработал рецепционистом в отеле в пригороде Штуттгарта. Но, не понравилась мне эта работа, да и платили мало. На социале было выгоднее сидеть. И вот здесь помог Шиншилла. Шиншилла – это Сергей из Питера. Не знаю почему, но за ним в свое время закрепилось такое прозвище. Он регулярно ездил по визе в Германию, покупал машины по газетным объявлениям и перепродавал их в Петербурге. В то время существовал такой бизнес. В Дортмунде у него была хорошая знакомая Валя Макрод. Она в свое время вышла замуж за немца из ГДР, и жила в Германии уже очень давно. Каким-то образом ей удалось перебежать из ГДР в ФРГ. В общем, у нее было переводческое бюро, и параллельно она открыла торговую фирму. Ей нужен был человек с языками. Спасибо Сереже Шиншилле, выручил. Порекомендовал. Так начался новый этап моей жизни в Германии.

воскресенье, 8 ноября 2015 г.

Продолжение книги 8

Получив паспорт, нужно было входить в нормальную жизнь, искать работу или обучение.

Это был апрель 1991 года. Идти работать или учиться. Я на тот момент абсолютно свободно владел английским языком, и уже говорил и писал по-немецки, но еще несколько слабее, чем на английском. Хоть и было уже полных 35 лет, но хотелось учиться, обучиться чему-то новому. Денег на обучение не было. Но, в Германии образование на тот момент было полностью бесплатным, и университетское в том числе. Но, университет дело долгое. Пошел я на биржу труда, по-немецки Arbeitsamt. Пошел просить курсы какие-нибудь. Попал к чиновнику по фамилии Мецгер. Он меня выслушал, и обещал подыскать что-нибудь подходящее. Через неделю он нашел мне курсы по обучению коммерческой переписке на английском языке. Школа называлась FBD-Schulen, и находилась на Katarinenstrasse в Штутгарте. Подразумевалось, что немецкий язык твой родной, и у тебя уже имеется какой-то уровень знаний английского языка. Нужно было сдавать тест. Пару коротких текстов нужно было перевести с немецкого на английский. С тестом я справился нормально. А на бирже труда ожидал сюрприз. Оказывается, биржа согласно закона могла оплачивать обучения всем, кому еще не исполнилось 35 лет. А мне уже было полных 35. Что же мне делать? Такой вопрос я задал господину Мецгеру. В ответ он сказал мне идти домой. А он посмотрит, что можно сделать. Если есть хоть какая то возможность, мы ее используем. Так он сказал. Через неделю я снова зашел к господину Мецгеру. Он встретил меня сияющей улыбкой, пожал мне руку, и сказал, что для меня смогли сделать исключение. Вот так вот работают немецкие чиновники.

Учеба начиналась практически сразу. Нужно было переезжать в Штутгарт. И тут удачно сложилось с Вовасом. Он снимал квартиру, расположенную совсем недалеко от центральной части города, где располагалась моя школа, и тоже учился в той же школе, только на каком-то экономическом курсе. Вовас снимал одну комнату в двухкомнатной квартире на первом этаже. Вернее это был приподнятый первый этаж, как говорят в России бельэтаж. Вторая комната была пустая и хозяйка дома, которую звали фрау Борхарт, любезна ее мне сдала совсем не за дорого. В группе я оказался единственным мужчиной среди девушек и женщин. Преподаватели были в основном иностранцы. Написание эссе преподавал англичанин Фил. Что-то еще преподавал шотландец Стив, очень похожий на Кевина Спейси. Компьютер преподавал американец. Не помню его имени. Немцы, вернее немки преподавали только машинопись и стенографию. Можете себе представить, пришлось обучаться стенографии на немецком языке. Бррр. До сих пор дрожь берет, как вспоминаю. Это был для всех самый ненавистный предмет. Моей соседкой по столу оказалась испанка Вики. Она была привезена в Германию родителями в маленьком возрасте, а муж ее был американец. Вики свободно как на родном говорила на трех языках, при чем ее американский английский был почти безупречен. Я и вики были единственными иностранцами в группе. Все остальные были местный, немецкий народ. Хорошие, веселые и свободные люди. Срок обучения был один год и сдача экзаменов. Пришлось приобрести электрическую пищащую машинку для тренировок по слепой машинописи. Дело оказалось довольно простым. Все, кто используют такой метод печати на компьютере поймут меня. Уверяю вас, дамы и господа, любой может обучиться этому навыку за 2-3 недели. Тогда я овладевал печатаньем исключительно на немецкой клавиатуре, позднее, я, уже самостоятельно, освою и русскую.

Кроме учебы была еще и интересная жизнь вне школы. Вовас занимался русским языком с Кристиной. Они были ровесники, обоим было по 24 года. Будучи страшно закомплексованным молодым человеком, его сподобило влюбится. Кристина была девушкой средней симпатичности, но очень обаятельной и приятной. Папа ее, господин Мюллер, владел небольшим производством контактных линз. У них был большой старый особняк практически в центре Штутгарта. Жил я с Вовасом в одной квартире, а моя социальная жилплощадь в Хольцгерлингене тоже сохранялась за мной. Комнату в квартире Воваса я снимал за собственные деньги. Штутгарт красивый немецкий город на юге страны. Лето тогда в 1991 стояло теплое и солнечное. Не было изнуряющей жары. Было тепло, уютно, приятно. Иногда мы по вечерам гуляли в центре с Вовасом и Кристиной. Говорили по-русски, пили пиво в открытых кафешках. Дискутировали о разном. Частенько о большевизме и коммунистическом тоталитарном строе СССР.

Вот однажды в такой теплый весенний вечер решили мы в театр. Главный театр в Штутгарте — это современное здание из стекла и бетона. Расположен он в каких-то 100-200 метрах от середины центральной улицы, Königstrasse. Ходили на Бориса Годунова не опера, а спектакль, с Николаем Губенко в главной роли. Привезла его Таганка. После спектакля пошли прогуляться. Вдруг мы видим, проходя вдоль боковой стороны здания, что внутри стоят накрытые столы, идет банкет. Я всегда был человеком изобретательным, и говорю Вовасу с Кристиной: «Пошли на банкет, икорки поедим, шампанского выпьем». Они в ответ: «Да нас же не пустят». Велел я им молчать, ничего не говорить, пока я буду общаться с охранниками. Подошли мы ко входу. Стоят там крепкие молодые мужчины, немецкие охранники. Не люблю я слова секьюрити в русском исполнении. Подходим, они вежливо нас останавливают. Я притворяюсь, что не говорю по-немецки, и по-русски говорю им: «Мы русские, театр». Они по-немецки спрашивают: «Вы из театра». Я им в ответ по-русски: «Театр, театр». Ну, и прошли. А там банкет. Оказались за одним столом с Валерием Золотухиным. Я ему предлагал выпить шампанского, но он сказал, что не пьет вообще алкоголь. И правда весь вечер пил только минералку. Там еще были женщины актрисы. Не знаю их имен. Был еще СССР, путча еще не было. Женщины завидовали нам с Вовасом, что мы решились просить убежища и получили его. В СССР тогда было совсем плохо с едой и товарами. Они, говорили, что единственная надежда России, это Борис Николаевич Ельцин. Они верили в него, как в царя освободителя. Большевизм они, не стесняясь, костили на чем свет стоит. Обер-бургомистр Штутгарта Манфред Роммель и Губенко толкнули каждый по речи. Манфред Роммель был сыном того самого легендарного Лиса Пустыни, Эрвина Роммеля, немецкого фельдмаршала, командующего африканским корпусом Вермахта во Вторую Мировую Войну. Я уже не помню, о чем говорил Роммель, и о чем говорил Губенко. Но, Губенко нес какую-то совковую ахинею в стиле КПСС. Как любят говорить некоторые русские – хорошо посидели. Кстати, роль Годунова в том спектакле играл сам Губенко, бывший на тот момент главным режиссером Театра на Таганке.



От автора:

1991 год. Весна. СССР еще не развалился. Время иллюзий. Время большого обмана. Народы СССР пытаются определить свою судьбу. Те, народы, где господство большевизма не было столь долгим как у русских, прекрасно помнят еще жизнь без советской власти, и определяются сразу. Сразу же видно стремление народов Эстонии, Латвии и Литвы строить свою жизнь без большевизма. Видно их стремление максимально быстро изгнать из органов власти, из прессы и образования всех носителей красной заразы.

А Россия? А что Россия, у народа сплошные надежды и иллюзии. КПСС прекрасно знает, что она делает. У этих все идет по плану. Народ потребовал устранения коммунистов от власти. Они чувствовали, что к тому все шло, и хорошо подготовились. Коммунисты стали массово выходить из КПСС и образовывать новую партию с другим названием. Она несколько раз потом будет менять свои имена и в итоге преобразуется в партию «Единая Россия». Нужно было как-то остановить голодный, обнищавший и обозленный народ, готовый уничтожать их уже физически. Трудно сейчас говорить, кто обладал большей властью в СССР, КПСС или КГБ. Но, действовали эти две преступные организации в одной упряжке. Их персонал был связан общими интересами и родственными узами. Наверное, в КГБ служили несколько более умные люди, чем в целом члены КПСС и ее «мудрое» руководство. На, мой взгляд первой спасительной соломинкой большевизма стали бандиты. Я думаю, что организованный бандитизм как движение, с лидерами, главарями, кодексом поведения в виде «понятий», все это не возникло спонтанно. Вероятно, это был план КГБ по спасению Партии и диктатуры люмпен пролетариата.

Бандитизм начал возникать во второй половине 80-х годов примерно одновременно с кооперативным движением. Бандиты нужны были власти в качестве сборщиков налогов и податей с нового возникающего класса собственников, которому нельзя было дать возможность возникнуть в полной мере и утвердится в обществе. Кроме того, организовав в стране массовый террор уголовников, большевики отвели угрозу от себя. Самые активные члены общества должны были думать о том, как заработать, откупиться от бандитов и обезопасить себя. Народу стало не до КПСС и справедливости. План, чей бы он ни был, сработал.

А тогда в 1991, актеры Таганки жили иллюзиями и надеждами. Они говорили, что их надежда Ельцин. Наивные люди.

четверг, 5 ноября 2015 г.

Продолжение книги 7 - пан Юрек и другие

Пан Юрек.

Юрек Беднерж это особая история. Он жил напротив нашего социального очага. На втором этаже хорошего дома, в хорошей квартире. Юрек был крупный толстоватый поляк, который выдавал себя за польского немца-переселенца. Мне как-то в его немецкие корни не сильно верилось. Познакомились мы, когда он с его женой Аней разговаривали около гаража. Ну, в общем, как-то сдружились. Тем более, что был повод. Юрек работал в немецкой фирме, которая занималась сбором подержанной одежды для немецкого Красного Креста. Схема сбора одежды была следующая. В определенных населенных пунктах в почтовые ящики забрасывались пластиковые пакеты. Эти пакеты были сложенными в виде среднего размера конверта. Но, когда его развернешь и растряхнешь, то пакеты были очень большими. На пакетах была пропечатана дата, когда будет сбор одежды. Люди набивают пакеты ненужной им одеждой, и дату сбора выставляют их на улицы около домов. В этот день едет грузовик по населенному пункту. Сзади кузова прикреплена подножка, на которой стоят два человека. У пакетов, или пакета, водитель притормаживает, сборщики быстро соскакивают с подножки и забрасывают пакеты в грузовик. Такая физически утомляющая работа. Я на себе испытал.

Юрек взял меня на эту работу. Для начала просто разносить пакеты. Стоимость одного вброшенного в почтовый ящик пакета – 5 пфеннингов в редконаселенном поселении, где в основном частные дома, и 4 пфениннинга в населенных пунктах, где преобладали многоэтажные дома. Работа адова 6-8 часов ты ходишь от дома к дому с картой в любую погоду. Одно дело, когда тепло и солнечно, и совсем другое, когда дождь льет. Если просто холодно, но сухо, одеваешь теплую одежду, и вроде ничего. А вот в дождь, брррр. Пакеты, конечно, можно выбросить в помойку, и просто получить деньги. Но, это можно сделать только один раз. Это вылезет в день сбора одежды. Одежда эта попадала на склады фирмы, в которой работал Юрек. Там ее сортировали. Часть этой одежды продавалась в магазинах подержанной одежды, и часть выручки получал Красный Крест. Другая часть, которую нельзя было продать, раздавалась нуждающимся бесплатно. Потом я и Красимира туда пристроил. Юрек почему-то не мог произнести Красимир, или не хотел, и вместо Красимир или Красик, говорил Казимир, или Казик. За один день можно было разнести от 3 до 5 тысяч пакетов. Если брать среднее: 4,5 немецких копеек за пакет, то это от 135 до 250 марок за рабочий день. Работали мы не каждый день было несколько таких кампаний в месяц. В итоге зарабатывалось в среднем 500-600 марок в месяц. К этому плюс 480 социальных, и можно было прожить. С этих денег я купил потом свой первый в Германии автомобиль – фольксваген Гольф-1, довольно ржавый, но который ездил и возил меня без проблем. Еще с нами работал Витя чех, родственник Юрека. Он на самом деле был словак, но мы его называли чехом. Вите было лет 25, и был он большая дубина. Негров называл мужинами. Как выяснилось «мужин» по-польски негр. Все надо мной шутил, что пока я деньги зарабатываю мужины квартиру сожгут по своей неумелости.

А ребята негры были совсем неумелые и неприспособленные люди. Однажды жена Юрека, Аня попросила их помочь поднять холодильник из подвала на второй этаж. Они втроем схватили этот холодильник, приподняли, и каждый стал тащить его в свою сторону. Скоординировать их никак не получилось. В итоге я и хрупая Аня, которая весила от силы 50 кг, вдвоем отнесли холодильник на второй этаж.

Гету и Ангола.

Гету это было нечто. Это эфиоп, который жил во Одессе или Харькове около 4 лет. Он появился у нас в нашем социальнике тоже на правах просителя убежища. Но, незадолго до него у нас появился Ангола. Это был парень из Анголы. Напротив меня была незанятая кровать. И вот однажды я наполовину проснувшись понял, что кто-то положил на подушку напротив наполированный хромовый сапог. А это оказалось лицо Анголы. Он был настолько черным и блестящим, что я ни до ни после таких экзотических африканцев не видел. Ангола может быть был и не из Анголы, а Сенегала, но почему-то все решили, что он из Анголы. Разговаривал он на французском языке, и знал чуть-чуть по-немецки. Совсем чуть-чуть. Получив социал, он тут же оставлял себе чуть больше 100 марок на макароны, остальное шло на посещение публичного дома, который он назыал секси (ударение на конце). После похода в секси он подробно рассказывал с какой женщиной он на этот раз был. И о чем он мечтает. Я этого пересказывать не буду.

Гету говорил по-русски как русский. Он матерился, знал разные жаргонные словечки. Трудно себе представить, что за 4 года можно так выучить язык. Был он неопрятен, одежду чистил и стирал не часто, мятый какой-то ходил. А Ангола наоборот, был опрятен и аккуратен. И вот однажды, возмущенный до глубины своей африканской души Ангола стал мне рассказывать, что застал Гету в туалете за занятием онанизмом. А называл он его Ибу. Это от французского hibou – сова. Это слово произноситься именно так: ибу (ударение на «у»). Это же французский язык. Прозвище он ему дал за черные круги под глазами. Гету, он же Ибу, был не совсем черным, а темно серым. А вот под глазами у него были большие черные круги. Поэтому для Анголы он стал Ибу – сова. И вот возмущенный Ангола стал мне рассказывать, что Ибу занимается онанизмом в туалете. Вернее он руками показывал, что делал в туалете Ибу. Ну, я ему объяснил, что это действие называется словом «дрочить». Ангола не мог сказать «дрочить», и выучил это слово как «рачить». Он дождался момента, когда в квартире собрались все и стал громко стыдить Гету, гворя: «Рачить – нихт гут, идти в секси гут». На что Гету громко и долго смеялся, и сказал, что дрочить – это очень хорошо, а ходить в публичный дом дорого. Вот так и поговорили африканские интернационалисты на сексуальные темы.

В какое-то время, еще до Ибу и Анголы, у нас появился на пороге Мухаммед. Это был араб лет 50-55, родом из Иордании. Он давно жил в Германии, и работал рабочим в типографии. Жена и дети жили в Иордании. Он высылал им регулярно деньги. Как выяснилось, у него было совсем дешевая квартира без душа. Он попросился помыться, и потом стал регулярно ходить к нам в душ. Нам было не жалко. Пусть дедушка помоется.

А осенью началась война на Ближнем Востоке. Саддам Хусейн захватил Кувейт, а Соединенные Штаты начали бомбить Ирак. И вот тут началось. Все негры, кроме Анголы и Гету (они были христиане), начали поддерживать Саддама. Мухаммед тоже. Они каждый день чмокали губами, и говорили, какой Саддам герой и молодец. Какие американцы свиньи неверные, и т.д. Понимая наше положение, я просто молчал как рыба и не встревал. Не хватало еще из-за Саддама себе проблем нажить. Но, однажды мы после разноски пакетов с Красимиром и Юреком решили выпить. Вернее это Юрек решил выпить, поругавшись с женой. Поэтому принесли алкоголь и выпивать стали у нас в социальном гадюжнике. Я особенно и так то никогда сильно не выпивал, ну и тогда не хотелось. В итоге сильно напились Юрек и эфиоп Гету. Тут как раз Мухаммед пришел помыться. Негры-мусульмане и Мухаммед стали чмокать губами и восхвалять Саддама Хуссейна, а Гету или Юрек возьми и скажи: ”Saddam Hussein – Scheisse”. Саддам Хуссейн – говно. Ну, тут понеслось. Мухаммед закрылся в туалете, неграм что-то прилетело в физиономии. В итоге, самый хилый и худой негра, Афра, схватил столовый нож, которым и колбасу то разрезать нельзя, и начал угрожать огромному Юреку. Юрек скатился с лестницы от страха кубарем, чуть не разбившись. Это был смех. На утро его жена Аня спрашивала у меня, за что мужины хотели зарезать Юрека. Вот так вот. А не надо с мужем было ссориться. Сидел бы дома, и скандала бы не было у соседей.

Еще один из новых квартирантов назывался Че Гевара. Это был молодой негр из Судана. Ему было всего 20 лет. И он в самом деле был похож на Че Гевару и носил берет. За что и получил сие прозвище. Он не умел ни готовить ни есть. Он наливал в кастрюлю воду, клал туда необработанного цыпленка, недоваривая его до конца начинал есть. Ел он, стоя над столом. Брал цыпленка в руки и начинал грызть. Куски, которые летели на пол, он как собака подхватывал на лету ртом. Цыпленок был полусырым и кровоточил. Он не знал разницы между свое и чужое. Брал из холодильника то, что видел. Однажды я утром просыпаюсь и слышу как Красик ему говорит: Че Гевара, ду брать холодильник, ихь бокс, ферштейн? Че Гевара показал, что не понимает, Красимир врезал ему пендаль по заднице, тогда он закивал, что понимает. И все равно продолжал брать чужое. Однажды я нашел у него под матрасом выкидной нож. Мне это совсем не понравилось. Я пожаловался Андреасу в ратхаусе. Тот никак не отреагировал. Тогда я взял у Юрека на вечер газовый пистолет. Подошел к спящему Че Геваре. Разбудил его. Когда он повернулся и посмотрел на меня, я выстрелил ему в лицо с метра. Кроме нас в квартире никого не было. Суданский придурок вскочил как заяц начал бегать по комнате, тереть глаза и открывать окна. Досталось и мне, так как стрелял в закрытом помещении. Потом он спросил, а что это было. Я показал ему пистолет, и сказал, что это было вот это. Забрал у него нож, и потом отнес сдал его Андреасу. Че Гевара отрекся от ножа, сказал, что не его. Вскоре он от нас исчез. Он познакомился с местными турками, и начал торговать наркотиками. Что с ним дальше было я вообще не знаю. Всю зиму носили пакеты для сбора одежды и собирали их. Однажды придя домой, если наш гадюжник можно было называть домом, я обнаружил в нем одного из своих лучших друзей по Питеру, Петра. Петр сказал, что его обокрали в поезде, когда он ехал в Берлин, а он взял с собой все свои деньги и икру на продажу. В итоге он лишился всего. У него была виза на 3 месяца, и он попросился поработать у Юрека, и мы вместе разносили пакеты для сбора одежды. Я посещал местную лютеранскую церковь, и у меня были хорошие друзья среди немцев. Был я знаком с обоими пасторами. Их было двое, Vater Fischer и Vater Götz. Фишер был молодой батюшка, и жил в другом городе, Гётц был уже не молод, и жил там же рядом с храмом. У него была замечательная жена, пожилая немецкая женщина, вся светлая, светящаяся, аккуратная и ухоженная. Она напоминала мне моих бабушек. Мы с Петром пару раз были в гостях у пастора и беседовали на разные темы с батюшкой и матушкой. Благо я уже научился свободно общаться на немецком языке. Говорили о Боге и о безбожии, и конечно о проклятом советском большевизме.

В один из темных зимних вечеров в моей жизни появился Вернер. Его звали Werner Fidelak. Он был ровесником моего отца, и закончил войну молодым обер-лейтенантом Waffen-SS в Вене. Попал в плен к большевикам и провел 6 лет в лагерях в Сибири. Однажды мы с Петром пришли поздно, было уже темно, после разноски пакетов. И сразу же за нами поднялся седой пожилой мужчина, и сказал, что он слышал, что здесь есть русские. Петр вскоре уехал обратно в Питер, заработав каких-то денег. А Вернер зашел еще раз, и пригласил меня к ним домой в гости. Жил он с женой Бригитой в хорошей 3-х комнатной квартире под крышей трехэтажного квартирного дома. Как сейчас говорят у них был пентхаус. А Бригита оказалась человеком не из простой семьи. Она была дочерью адмирала гражданского флота Дёница, родного брата того, Дёница, который две недели правил Германией после самоубийства Гитлера. Мы потом очень часто сидели у них за красным вином и фондю до 3 часов ночи. Разговаривали о войне, о жизни, о большевизме и национал-социализме. Вернер так и остался до конца жизни верен фюреру. Он считал уничтожение евреев огромной ошибкой Гитлера, но во все остальном он национал-социализм лучшим государственным строем в истории человечества. Рассказывал, что когда был в плену в Сибири, то у них в лагере было два майора. Один стремился улучшить жизнь пленным немцам, насколько это позволяло его служебное положение, а второй ухудшить. Он даже помнил и называл их фамилии, только вот я не запомнил. Да и зачем?

Прошла зима и наступила весна. Стало тепло. К работе я уже привык. Купил себе машину – ржавый гольф за 2000 марок у Юрека. Потом я понял, что он обманул меня как минимум в два раза. Ну, кто же виноват. Сам дурак. Главное, что гольф ездил. Я стал получать надбавку, так как возил бригаду на работу. В основном это были Витя-чех и Красик, иногда был кто-то третий с ними. Запомнился такой эпизод. Приехали мы на фирму, которая собирала эту одежду. Приехали рано, часов в 8 утра. На улице тепло как летом. Весна в Германии теплая, особенно на юге, где были мы. Запарковал я машину под окнами офиса. Окна были на втором этаже. Поскольку жарко, то мы распахнули все двери. Витя высунул свои длинные ноги из машины, и включил радио на полную мощность. А приемник и динамики были неплохими. Я сделал звук тише, поскольку в офисе были открыты окна, там люди работали. Витя берет и снова делает радио громче. Я снова делаю тише. Витя и говорит: «Денис, ты что? Мы в свободном мире. Здесь нет коммунизма. Здесь свобода». Вот такое понятие было у человека о свободе – каждый делай что хочу. Наверно такое же понятие о свободе сегодня у многих жителей государства Российская Федерация.

Время шло, зимой я съездил на интервью в Цирндорф под Нюрнберг, на самое главное интервью. Рассказал все как есть, как я люблю большевизм, КПСС, Ленина и КГБ. И о чудо 22 апреля меня вызвали департамент по делам иностранцев и вручили мне синий немецкий паспорт лица без гражданства. Но, с этим паспортом я мог уже путешествовать по Европе и мог официально работать. Я получил немецкие права перед тем как купить у Юрека автомобиль, где-то за месяц до получения паспорта. Было это крайне просто. Пришел в соответствующее ведомство. Показал свои советские права, и письмо от Юрека, подтверждающее, что я в течение 6 месяцев ездил на его машине. Сдал все это в окно, и через полчаса получил свои советские права обратно, и новенькие немецкие права. Вот так вот все было просто и без бюрократии. Позднее Германия упразднила эту процедуру обмена прав. Слишком многие люди из России привозили поддельные права, или настоящие, но купленные за деньги. Естественно, они попадали в аварии, получали страховые выплаты. И немцы поняли, что большинству русских верить нельзя. В середине 90-х нужно было уже заново учиться в автошколе для получения водительских прав. По крайней мере так стало для всех, кто приехал из России.

вторник, 3 ноября 2015 г.

Продолжение книги - 6 Holzgerlingen

Здесь пойдет рассказ от имени Дениса от первого лица:


Holzgerlingen, Baden-Würtemberg, Deutschland, August 1990

г. Хольцгерлинген, земля Баден-Вюртенберг, Германия, Август 1990 г.



Привезли нас на автобусе к Ратхаусу (городской орган управления), и социальный работник по имени Андреас (ударение на "е") повел меня в социальную квартиру. Со мной вместе поселили двух негров из Сомали. Звали их Эвейз Амин и Абдулькадр Афра. Вот такие вот имена. Социальная квартира находилась на Tübingerstrasse. Это был двухэтажный дом встроенный в небольшой пригорок. Улица проходила в низу, как бы в русле, одна (противоположная) сторона ее была на одном уровне с проезжей частью, а наша сторона представляла собой склон, куда и были встроены дома. Входишь и по лестнице на второй этаж, где все одном пространстве. Там была большая комната с пространством для еды и общения и с альковом для спанья. Балкон выходил в сад. В коридоре были туалет и ванна с душем. И был еще второй жилой этаж, где была всего одна небольшая комната с окном в крыше. Нас поселили на первом жилом этаже.

Амину было всего 20 лет, а его другу Афре 25. Два молодых негра, или африканца. Кому как удобнее. Для меня ни одно из этих слов не звучит оскорбительно. Ну, и началась жизнь в безделье. То есть, для меня конечно не в безделье. Я каждый день по 5-6 часов учил немецкий язык. А для африканцев началось полное безделье. Иногда мы с ними вместе ходили гулять в лес, который тянулся аж до Тюбингена в южном направлении. По дороге к лесу были огромные сады с яблонями и грушами. Я не знаю, кому они принадлежали, но можно было есть фруктов, сколько влезет. Был в городке и открытый бассейн длиной 50 м без горок. Вход в него стоил около 3 марок. Платить нужно было из своего кармана. Нам выплачивали социальное пособие в размере 480 марок в месяц. Этого вполне хватало на питание и на бассейн. Благо жилье было бесплатным. Негры в бассейн не ходили, а сидели целыми днями перед телевизором, положив ноги на стол, и развернув бейсболки в ¾ оборота козырьком назад. Потом всю ночь они вели какие-то жаркие споры на своем сомалийском языке. Днем они очень много спали. Амин был в Сомали переводчиком у норвежского представителя ООН. Он довольно неплохо говорил на English. При этом он утверждал, что магия ВУДУ всесильна. Он рассказывал мне, что колдун может приказать крокодилу принести ему любую женщину для утех, которую он хочет. И крокодил пойдет и поймает ее, и принесет в пасти колдуну, ни коем образом, не повредив ее здоровье. И вот однажды смотрел Амин телевизор, а там шел документальный фильм о временах национал-социализма в Германии, и показывали Адольфа Гитлера. Я спросил у Амина, знает ли он, кто этот такой. Оказалось, он никогда не видел изображений Гитлера, но о Гитлере что-то слышал или читал. И вот тогда, я ему сказал, что если он хочет, чтобы местные немцы его любили и уважали, и в социальной службе быстро выполняли все его просьбы, то для этого нужно приветствовать немцев особым образом: вскидывать правую руку (я показал, как) при этом щелкать каблуками и громко произносить «Хайль Гитлер». Рассказал я ему об этом и забыл. Да в общем, не придал особого значения шутке. Проходит где-то неделя. Амин заявляет мне, что я очень нехороший человек. Я и сейчас смеюсь, кода вспоминаю его рассказ. Пришел он в Ратхаус (исполком) к Андреасу, и решил там с кем-то поздороваться. В общем, представьте себе картину, молодой негр в немецкой ратуше кричит «Хайль Гитлер». Из всех кабинетов высыпали люди, и увидев его стали ему объяснять, что это очень плохие слова, и в Германии их даже шепотом нельзя произносить. Ну, а я оказался очень нехороший человек. Ну, если кто-то из вас тоже так считает, простите меня за эту шутку. Жизнь без юмора тусклая штука.

В какой-то из дней, где-то через месяц после нашего заселения у нас появился Абдул. Араб лет 40-45, который уже когда-то жил в Германии, но был по каким-то причинам то ли выдворен, то ли сам уехал. Был это сухой человек очень маленького роста, где-то 1,5 м. Он сразу стал предлагать мне вместе с ним питаться. Я вежливо отказался от кооперации. Потом он стал мне объяснять, что мне следует дружить с ним, и не нужно общаться с неграми. Аргументация такая: он и я белые люди. А они негры. То есть араб белый, а сомалийцы негры. Я не стал читать ему лекций о расизме, но покрутив пальцем у виска отказался от его дружбы. Иногда он ходил с нами на прогулки по городу. При этом африканцы и я шли одной компанией, они не злобились на меня за шутку с немецким приветствием, а Абдул шел метрах в 5 сзади. Он все время меня доставал своим арабским расизмом. В конце концов негры как-то подошли ко мне и сказали, что я хороший человек, а араб – расист. Потом этот Абдул так же неожиданно исчез, как и появился. Мы так и не поняли, куда он делся. Просто в один какой-то день его не стало. Зато к нам прибыл Петрос. Петрос был здоровенный армянин из Болгарии. Он родился в Болгарии, но хорошо говорил по-русски. Он был спортсмен, борец. И страстно не любил большевизм и советскую власть. Наши с ним взгляды полностью сходились. К Петросу откуда-то из другого места приехали в гости еще два болгарина. Одного я имени не помню, а второго звали Красимир, или Красик. Он был лет 25-30, небольшого роста, с маленьким клювиком в качестве носа, и был похож на птичку. Красик был хорошим парнем, и мы с ним сдружились.

Просидев где-то неделю у нас в социальной квартире, они решили ехать в Страсбург, сдаваться во французский Иностранный Легион. Шенгена в то время еще далеко как не было, и граница тоже была некой проблемой. Она существовала. А нам, просителям убежище, вообще не разрешалось покидать свой округ. Нашим округом был Kreis Böblingen – округ города Бёблинген. Мы даже в Штутгарт официально не имели права ездить, хотя я ездил, когда хотел. И отправились парни наниматься в Иностранный Легион. Зачем, почему? Да, потому, что не были уверены, что получать убежище в Германии, а назад в свои страны не хотелось. В Болгарии еще большевики были у власти, как и в СССР. Скольких людей убил проклятый большевизм, скольких лишил родины, обрекая их скитаться и искать себе новую землю? Скольких гноили в тюрьмах? Скольких споили и превратили в бессловесный скот, в гомосоветикусов?

В общем, ребята уехали, а я нет. Я верил, что получу убежище. Мы договорились, что они вышлют открытку, если их примут в Легион. Прошло два дня и Красик вернулся. Он не решился. Рассказывал, что испугался границу переходить. А Петрос и второй болгарин махнули через границу с каким-то немцем, который взялся совершенно бесплатно их провести в багажнике. Мы никогда не получили от них никаких более известий. Скорее всего они поступили в Легион. Давайте будем считать так.

понедельник, 2 ноября 2015 г.

Продолжение книги 5 - Отступление от сюжета

Отступление:

Все, что я здесь пишу не выдумано, и является правдой. Изменены имена людей, которые еще живут в этом мире. Информацию об этих людях, с их подлинными именами я не вправе выносить на сую общественности.

И так Вовас приехал к Денису. Они долго гуляли по центру Карлсруэ. Вовас рассказывал Денису свою историю. Как он приехал, как жил три недели у Паулы во Франкфурте, как потом сдался, где работал, где учился. По нему было видно, что он доволен жизнью, и доволен принятым решением. Ничто его не тяготило и не пугало. А это уже половина счастья. Какая-то пожилая дама из старой эмиграции познакомила Воваса с Кристиной. Кристина была молодой женщиной 24 лет, Вовас тренировал ее в разговорном русском языке. Занятий как таковых не было. Нужно было регулярно встречаться, и говорить по-русски. Отец Кристины владел фабрикой по производству контактных линз и очков. У их семьи был довольно большой особняк неподалеку от центра Штутгарта. Потом, позднее, произойдет одна интересная история с участием Кристины, Дениса и Вовоса. Но, об этом потом. А пока ребята нашли друг друга и жизнь стала поинтереснее.

Пробыть в не очень комфортном лагере в Карлсруэ Денису пришлось около одной недели. А потому посадили в автобус и увезли в Людвигсбург под Штутгарт. А там был прекрасный, новенький контейнерный лагерь. Поселили нашего друга вместе с двумя болгарами. Имена их он уже не помнил, когда рассказывал мне свою историю. Но, ребята были достаточно молоды, образованы и интеллигентны. В лагере прекрасно кормили. Выдавали продукты, из которых можно было самим готовить еду. А самое главное, выдавали абонементы на посещение бассейна, на целый месяц. Бассейн был просто замечательный. Сама чаша бассейна располагалась под крышей, а снаружи была выкошенная лужайка и бесплатные лежаке. Поскольку стояло жаркое лето, то стена, разделяющая бассейн и пляжную лужайку была частично снята. Кроме того, там была горка. В СССР таких бассейнов не было вообще. В общем, наши друзья получали истинное удовольствие. Это было как жизнь на курорте. Когда Дениса привезли в лагерь в компании коллег из стран «социалистического» лагеря, нужно было получить постельное белье и посуду. Всех привели в некое помещение, где было окошко, из которого выдавались вещи. Все албанцы, цыгане, румыны, югославы бросились к окошку расталкивая друг друга. А Денис сел на скамеечку у стены и стал ждать своей очереди. Спешить то было некуда. Он уже понял, что у немцев нет дефицита ни в чем, и все у них рассчитано и просчитано. И то, что кому-то может чего-то не хватить было абсолютно исключено. Вот когда рассосалась эта толпа, и у окна уже не было не одного человека, Денис спокойно получил все, что ему полагалось. И вот к нему подошел комендант лагеря, немец лет 45, и спросил на английском: «Простите, кто вы? Из какой вы страны?» Денис ответил очень коротко: «Я русский, а что?» Комендант сказал: «Вы единственный человек среди этих животных». Расизм это или вовсе нет, пусть читатель сам судит. Но, Денису было лестно услышать такую оценку. А дальше было около 2 месяцев веселой жизни в лагере, до получения направления в социальную квартиру.

История с туалетом.

Был там хороший новенький туалет с беленькими унитазами и нормальной туалетной бумагой. Но, негры и мусульмане всегда садились на унитаз с ногами, и какали в позе орла. В результате туалеты всегда были в говне. Денис носил с собой в туалет резиновые перчатки, моющее средство и тряпки. Ну, все делал так, как должны это делать нормальные люди. Но, однажды ему все это надоело. Он взял квадратный кусок плотного белого картона, и часа два трудился художником. В итоге удалось создать то произведения искусства, которое и требовалось. На одной части квадрата был изображен какающий человек, сидящий на унитазе в нормальном положении. На другой половине на унитазе была обезьяна в позе орла. На первой половине крупными буквами было написано по-английски «человек», на второй половине «обезьяна». Соответственно “human” и “monkey”. Картон был не просто плотный. Он был толстый, твердый, крепкий. Денис взял молоток и гвозди, и приколотил к стене сей просветительский плакат. Ну, казалось воспитательная работа должна была принести свои плоды. Когда через два часа Денис пошел в туалет посмотреть, как там дела, он увидел такую картину. Плакат был содран со стены и растоптан на полу. Весь туалет был злостно обосран, явно намеренно. В общем, обиделись дикари, за попытку их воспитывать.

Были там в лагере разные люди, и вели они себя по-разному. Из тех, кто производил позитивное впечатление запомнились вьетнамцы. Они жили компактно, общались более между собой, впрочем, как и все лагерные диаспоры. Но, они никогда и ни к кому не лезли со своими разговорами и вопросами. Вьетнамцы пытались выменивать рис на другие продукты. Они ведь любят рис. Денис был единственным русским в этом лагере, проживал в комнате вместе с двумя молодыми и интеллигентными болгарами. Они выменивали у вьетнамцев на рис обычно сахар и сухой концентрат апельсинового сока, который пился в огромных количествах.

Пошел однажды Денис в пивную язык изучать и с народом знакомится. В пивной сидела компания простых немцев, как оказалось водителей больших грузовиков. Вот они на чужака набычились, и поняв, что он разговаривает по-немецки, один из них сказал: «Зачем ты сюда приехал, что ты здесь забыл?» Они приняли его за сибирского, или казахского немца-переселенца, которых тогда ехали толпы из большевистского рая в Германию. Естественно большинство из них оказывались получателями социальной помощи, проедателями денег немецких налогоплательщиков. У простого немецкого народа было к ним не очень позитивное отношение. Наш друг сумел объяснить водителю, что он вообще русский и приехал в Германию потому, что ненавидит большевизм и убежал от их власти. Это было днем часов в 6 вечера. А закончилось все глубоко за полночь в лагере. Водитель купил целый ящик пива. И часов до 2 ночи были разговоры о жизни, счастье и несчастье и о большевизме, о котором немецкий водитель знал из книг, прессы и от предков, и который он тоже, как и Денис, мягко говоря, очень не любил.

В лагере в Людвигсбурге наш друг провел около двух месяцев. Было жаркое лето, кормили отлично, и выдавали месячную карту-абонемент на посещение бассейна. Бассейн был великолепен. Сам бассейн с горкой находился внутри под крышей. А одна стена была убирающейся, и летом ее не было. Прямо из бассейна выход на большую поляну с подстриженным газоном и пластмассовыми лежаками, нехватки в которых не было. Выдавались еще и карманные деньги в некотором количестве (его наш друг уже не помнит). Так что жизнь была прекрасной по сравнению с жизнью в великом и могучем СССР. Самое главное, что не было никакого дефицита, споров о политике, озлобленных и голодных лиц. Это было хорошее время для человека, которому было 34 года, и который сбежал из-под власти большевистского режима. Ах, Людвигсбург, Людвигсбург (Ludwigsburg).

Все переводы с одного места на другое лагерники называли английским словом «трансфер» (transfer). И вот пришло время трансфера. Местом назначения оказался небольшой городок с населением чуть менее 10 тыс. человек под названием Holzgerlingen. Далее буду писать это название в русском алфавите. Так вот если Людвигсбург находился севернее Штутгарта, то Хольцгерлинген находится к югу от Штутгарта в 30-40 минутах езды на автомобиле. Чудесный, красивый, чистый (как, впрочем, все городки в южной Германии) небольшой город с преобладанием двухэтажных домиков. Лето, жара, тишина, покой, и красота. Проживание в социальной квартире.